Формула всего. Дмитрий Фалеев

Муша прибегнул к последнему и единственно верному средству.

      – Ехали цыгане… – начал он знакомую присказку, смешав в одну интонацию угрозу и сарказм.

      Какаранджес замотал головой:

      – Я не играю!

      Муша смотрел на него насмешливо:

      – Кошку потеряли…

      – Я же сказал – я не играю!

      – Кошка сдохла…

      – Ну вот. Буртя, нам опять затыкают рот.

      – Хвост ее облез!

      – У-у! – Какаранджес обреченно уронил лоб в ладонь.

      – Кто промолвит слово, тот ее и съест, – закончил Муша, стегнул Рыжего, и урдэн тронулся в дорогу.

      Не прошло и получаса, как старик Христофоров почувствовал гнетущее беспокойство – он не узнавал местности: «Куда же нас занесло?» Очевидно, пока он спал, лошади на развилке выбрали незнакомую дорогу. Этот окольный путь, насколько Муша знал о нем по рассказам, вел туда же, куда и первый – на стоянку табора Кирилешти, но в последнее время никто им не пользовался. Старик забыл, по какой причине.

      – Туда-сюда, – Муша вытер ладонью лоб и передал вожжи Бурте. – А ну-ка ты!

      Мальчишка управлял упряжкой безо всякого труда, понукал настойчиво, но мягко.

      – Ай, пошли, родимые! – приговаривал Буртя. – Пойдем да не разойдемся!

      «Мои слова!» – с одобрением думал Муша, но когда Буртя начал разгонять лошадей под горку, остановил мальца:

      – Куда заспешил? Волков, что ль, увидел?

      День клонился к вечеру. Степь стала рыжей, как будто лиса. Урдэн Христофоровых въехал в закат. Пора было останавливаться с ночлегом. Лошади встали, но Драго, покоясь на высокой, набитой гусиным пухом перине, не заметил остановки. Он, хоть и ехал вместе со всеми, мысленно был далеко от всех. Как, наверное, и всякий жених накануне помолвки. Суеверная трепотня коротышки его не пугала и не тревожила. Драго знал себе цену, а главное – знал, чем ее подтвердить. Он уже играл одну свадьбу, но тогда все вышло как нельзя хуже. Лишний раз вспоминать о том не хотелось, хотя он был не виноват… Так получилось. В итоге семь последних лет Драго прожил вдовцом и печали не ведал, но подошло то время, когда люди начинают смотреть на холостяков подозрительно. Особенно в таборе, где детей женят рано – лет в тринадцать-пятнадцать. А Драго уже было чуть больше двадцати. Все его друзья давно обзавелись собственными семьями. Дед тоже капал: «Женись, женись». «Видно, пора», – однажды утром принял решение Драго Христофоров и снова выбрал самую красивую девушку из тех, что попались ему на глаза. Он и сейчас помнил, как она прошла мимо него на рынке, а кто-то из родни позвал ее: «Воржа». Так Драго узнал, как зовут его невесту. После покупки Серко ничто не мешало ему свататься к ней с большой долей уверенности в счастливом исходе. Он не раз уже все продумал. Им руководила не мальчишеская страсть, побуждающая к совершенью безумных чудачеств и нелепых ошибок, а вполне себе зрелое рассужденье о том, что от этой свадьбы всем будет лучше. Что до любви, больше всех других слов, сказанных по этому лукавому поводу, Драго чаще всего припоминал завет покойницы-бабки:

      – Из двух один всегда любит больше, а другой меньше, и тот, кто любит