А собаку я возьму себе. Алисия Хименес Бартлетт

располагал какими-то сведениями о пострадавшем, он ими охотно бы поделился. Однако, коль скоро мы начали опрос, следовало довести его до конца, и потому мы болтались по этой треклятой улице еще три дня. Результатов – никаких. Никто не знал потерпевшего, никто не слышал ничего необычного в ночь на 17 октября. Вероятность того, что его избили в другом месте и потом привезли сюда, с каждым разом увеличивалась. Почему именно сюда? Вокруг этой загадки не требовалось выстраивать слишком много гипотез. Речь шла о малолюдном и плохо освещаемом по ночам месте, и этого было достаточно, чтобы избрать именно его.

      Только через три дня мы осознали, что упустили время, а ведь именно первые три дня обычно считаются решающими для раскрытия любого преступления. В эти дни, которые следовало ценить на вес золота, мы также посещали больницу в Валье-Эброне в надежде, что состояние больного изменилось или что кто-то его посетил. Но, увы, наш спящий красавец по-прежнему лежал недвижим, и никто им не интересовался. Грустная история. Когда человек на протяжении жизни постепенно теряет всех своих родственников, это еще как-то понятно, но не иметь ни единого знакомого, кого беспокоит твоя судьба, совсем паршиво.

      Обычно мы отправлялись к нему под вечер. Несмотря на то что избили его совсем недавно, кровоподтеки на лице уже начали рассасываться, черты становились более четкими. Проступало в нем что-то подлое, грязное, возможно, следы собственных его пороков – это был своего рода убогий портрет Дориана Грея. Гарсон глядел в окно, дружески беседовал со стариками – соседями по палате, а иногда спускался в кафе. Я же не сводила глаз с незнакомца, он меня будто приворожил.

      – Скоро вы в него влюбитесь, – сказал однажды младший инспектор.

      – Тогда, наверное, я стану единственным человеком, кто его любил.

      Гарсон резко повел плечами:

      – Не пытайтесь меня разжалобить.

      – Как это возможно, что его никто не хватился?

      – Множество людей покидают сей мир, и никто этого не замечает: старики, чьи разложившиеся тела полиция обнаруживает через два месяца после того, как они преставились в своей постели; нищие, умирающие у входа в метро; свихнувшиеся старухи, годами находящиеся в социальных психиатрических лечебницах, потому что родственники не хотят их забрать к себе… Да что я вам рассказываю!

      – В любом случае мне его немного жаль. В таком состоянии он полностью зависим от окружающих, и это ужасно. Обратите внимание: медсестры его не побрили, а у корней его крашенных в соломенный цвет волос начинает проглядывать седина.

      – Подумаешь, какое дело!

      Этой грубоватой репликой Гарсон и ограничился, когда пришел его черед высказаться. Было очевидно, что ему, как и всему остальному миру, на пострадавшего наплевать и он не вызывает у младшего инспектора никакой жалости.

      По возвращении в комиссариат нас ожидал небольшой сюрприз. Сержант Пинилья из муниципальной полиции принес сведения, которые,