Дом Холлоу. Кристал Сазерленд

в летние месяцы задерживается по нескольку часов, цепляясь за верхушки деревьев и создавая им золотые ореолы. Бабушка щурится в камеру. На ее коже – калейдоскоп мерцающих зеленых бликов от витража, который с тех самых пор разбит. Дедушка стоит, обняв ее, с сигарой во рту. Ремень поддерживает брюки высоко на талии. На носу круглые очки. Воздух кажется теплым и тронутым дымком. Бабушка с дедушкой улыбаются. Они такие довольные, такие расслабленные. И если не знать их историю, можно решить, что они счастливы.

      Из четырех беременностей моей бабушки только одна, случившаяся в достаточно зрелом возрасте, завершилась рождением живого ребенка, моей матери Кейт. Комнаты этого дома, которые предназначались для детей, остались пустыми.

      Они не дожили до момента рождения внучек. В каждой семье есть вещи, о которых не принято говорить вслух. Истории, которые ты знаешь, хоть и не помнишь, откуда. Память об ужасных трагедиях, которые отбрасывают длинные тени из поколения в поколение. Трое мертворожденных детей Аделаиды Ферлайдс были одной из таких историй.

      Другая относится к тому, что случилось с нами, когда мне было семь.

      Виви позвонила, прежде чем я успела дойти до конца улицы. Я ответила через беспроводные наушники. Мне не требуется смотреть на экран, чтобы узнать: на связи именно она.

      – Привет, – сказала я. – Что-то ты рано проснулась. В Будапеште еще и двенадцати нет.

      – Ха-ха-ха, – голос Виви звучал приглушенно, – что делаешь?

      – Вышла на пробежку, как и каждое утро, знаешь ли.

      Я повернула налево и побежала по тропинке мимо пустых спортивных площадок и высоких голых деревьев. Утро выдалось серым. Солнце медленно пробуждалось за пеленой облаков. Холод пронизывал кожу, выжигая слезы. Каждый удар сердца отдавал болью в ушах.

      – Фу-у-у, – ответила Виви. И я услышала на заднем плане объявления о ближайших рейсах. – Зачем ты так себя истязаешь?

      – Это полезно для сердечно-сосудистой системы. Ты что, в аэропорту?

      – Прилетела ради сегодняшнего концерта. Помнишь о нем? Только что приземлилась в Лондоне.

      – Не помню, потому что ты мне не говорила.

      – Уверена, что говорила.

      – Ничего подобного.

      – Ну ладно. Я уже здесь, а Грей сегодня прилетает из Парижа на какую-то съемку. Мы хотим потусоваться в Камдене[6] до концерта. Заеду за тобой, как только выберусь из этого проклятого аэропорта.

      – Виви, сегодня учебный день.

      – Ты все еще посещаешь это отвратительное заведение? Повиси минутку, мне нужно пройти таможенный контроль.

      Мой привычный маршрут вел через зеленые поля Голдерс Хилл Парк. Трава была усыпана бледно-желтыми нарциссами и бело-фиолетовыми крокусами, напоминающими конфетти. Зима выдалась мягкой, и весна ворвалась в город в середине февраля.

      Шли минуты. Под шум аэропорта в трубке я пробежала вдоль западной границы Хампстед-Хит, свернула в парк и миновала побеленное каменное здание Кенвуд-хаус[7], углубляясь в заросли вереска, местами такие

6

* Район на северо-западе Лондона.

7

Резиденция Уильяма Мюррэя, первого графа Мэнсфилда, расположенная в лондонском районе Хампстед. В настоящий момент общественный художественный музей.