Трогать нельзя. Мария Зайцева

не знаю, кто это. Ну и плевать. А вот слова… О да, слова ложатся правильно. Так, как надо ложатся.

      Я сейчас тоже не отказалась бы от вирта. Потому что в реальности… Ну ее нахер, эту реальность.

      Пальцы не попадают по нужным кнопкам, но Т9 меня любит.

      «Привет, засранец»

      «Где ты?»

      Ой… А что так сразу? А где прелюдия?

      Я смеюсь, ловлю на себе внимательные взгляды говнюков со противоположной стороны улицы.

      Братва, фак вас раззадорит или отпугнет? Проверим?

      Провожаю удаляющиеся фигуры, машу на прощание средним пальцем. Слабаки. Хотя, в принципе, есть еще вариант, что они меня знают. Или знают этого говнюка. Потому и не связываются. Не такой уж у нас большой город, в конце концов. Все знакомы через пять рукопожатий.

      Но все равно. Слабаки. Ну, подумаешь, нажралась? Подумаешь, сижу на бордюре? Может, я в печали? Может, я была бы не против, если б кто утешил?

      «Где ты?»

      О, вот он. Не слабак.

      А позвонить, братух? Кишка тонка?

      Хотя… Знает, что не возьму.

      Голосок певицы звучит набатом: «Я всегда остаюсь одна, остаюсь одна»…

      Да, подруга, ты меня понимаешь.

      Телефон вибрирует. Не выдержал, звонит.

      Ответить? А как же вирт?

      «Найди меня».

      Нет вирта, будет квест.

      Ищи меня, братух. Ищи.

      «Найду, будет жопа битой!»

      Ой… БДСМ? А почему бы нет?

      «Будешь бить сильно? Мне надо будет считать удары?»

      Пауза. Это он, наверно, глаза обратно в глазницы вставляет.

      А я отхлебываю прямо из бутылки.

      Бармен, душка, отдал с концами. Только чтоб убралась из заведения. Скорее всего, он пожалеет об этом. Если этот гад, мой брат, узнает, что меня тут практически даром нажрали, кирдык заведению, ага.

      Но есть вариант, что я отсюда уйду до того, как он меня найдет.

      Делаю попытку подняться.

      А нет… Нет вариантов. Нет у меня вариантов. Никаких.

      «Никто из них не знает, что вообще делать со мной, что со мной делать…»

      Неправда.

      Он знает.

      Но не делает. Не делает!

      Я пьяно смеюсь, причем, словно со стороны слышу свой смех, и он реально пьяный. Больной.

      Я сама – больная. Очень больная.

      Извращенка, ага.

      Виски проливается на платье. Красивое такое. Было. В начале вечера.

      Я вспоминаю, как шла, через весь зал, за дипломом, какие были кривые губы у директрисы, с мерзкой кровавой помадой, которая окрашивала зубы, и казалось, что она куснула кого-то до мяса.

      Вспоминаю, как села обратно, за столик, поправила свою пышную юбочку. Невинный цветочек, ага.

      Одноклассники смотрели. Удивлялись.

      Еще бы!

      Натка – и в платье. Событие!

      Потом, уже на выпускном, я смотрела на него, мило болтающего с моей, теперь бывшей класнухой, молодой, красивой бабой. Незамужней.

      Смотрела, как она тает от его улыбки, от его, сука, брутального вида, массивных рук, забитых цветными рисунками, от его хищной, жестокой, звериной грации, сквозящей в каждом движении. Он