Неисповедимы пути туриста. Семён Ходоров

и бытом еврейского народа. Неподалёку расположилась большая синагога, а чуть дальше Мемориал неизвестному еврею-мученику, посвящённый жертвам Холокоста. Еврейский квартал оказался не таким уж и маленьким по своей площади, более двух часов мы прогуливались по нему, осматривая французские (а не наоборот) вкрапления в еврейское бытиё Парижа. В этот вечер я ещё не ощущал романтическую эйфорию настоящего Парижа, которую, порой обветшалый и изношенный, порой нестерильно чистый его еврейский квартал, превзнести никоим образом не мог.

      Зато чуть ли не наркотическое опьянение от волшебства Парижа я испытал уже на следующее утро. В немалой степени этому восторженному хмелю способствовал путеводитель, который был составлен талантливой американской журналисткой, прожившей в Париже десять лет. В отличие от других туристских справочников он заводил нас в невероятно-фантастические места, неведомые штатным экскурсоводам и гидам. С его неоценимой помощью нам удалось проникнуть в таинственные дебри совсем другого Парижа, раскрывающего в неиссякаемом лабиринте своих кривых переулков и блистающей брусчатке, ниспадающих к Сене безмолвных и горбатых улочек, незабываемые персонажи Оноре де Бальзак, Виктора Гюго, Александра Дюма, Гюстава Флобера и Стендаля. Мы окунулись в бездну какого- то таинственного восприятия, никогда не познаваемых ценностей волшебного города. Это отнюдь не означало, что мы не знакомились с популярными общеизвестными достопримечательностями города. Приведу их неполный список в качестве некоего отчёта о проделанной туристической работе.

      День первый. Он ознаменовался тем, что мы поднялись на знаменитую Эйфелеву башню, взметнувшуюся на 324 метра над Марсовым полем. До сих пор мне иногда снится чудесная панорама старого Парижа, которая открывается с её смотровой площадки. Во второй половине дня мы посетили Лувр, наверное, самый знаменитый художественный музей мира, расположенный в старинном королевском замке. Здесь мы совершенно зря боялись, что среди 350000 картин, статуй, гравюр и эстампов не найдём самое известное живописное полотно эпохи Возрождения, картину Леонардо да Винчи «Мона Лиза», известную под названием «Джоконда». Зря волновались, именно возле неё толпилось настолько много посетителей, что пробраться поближе к картине представлялось почти неразрешимой задачей. Говорят, что «эффект Моны Лизы» заключается в том, что изображённое на полотне лицо наблюдает за человеком, в какой бы точке зала он не находился. Во всяком случае на себе я этого явления не ощутил. Более того, после двухчасового осмотра музейных ценностей я почувствовал невероятную усталость. Скорее всего это был не столько эффект, предписываемый Джоконде, сколько сокрушительная энергетика, исходящая от всех, вместе взятых, картин музея. Иначе, чем объяснить, что я был способен целый день без устали бродить по городу, а какой-то час прикосновения к духовным ценностям приводил меня к изнеможению.

      В себя я пришёл