Чикатило. Зверь в клетке. Алексей Гравицкий

не выдержала:

      – Я – дура?! А ты… Псих ненормальный! Разорался он тут… Телевизор нельзя дома спокойно посмотреть!

      Фаина встала, пошла к двери.

      – Все, я спать! А ты иди водички попей, может, успокоишься.

      Хлопнув дверью, Фаина вышла. Чикатило проводил ее тяжелым взглядом и рухнул в кресло.

      Спустя несколько часов, когда об этой внезапной вспышке было забыто и супруги легли спать, Чикатило проснулся от навязчивых мыслей и желаний.

      Он встал, прошел на темную кухню, освещенную из окна уличными фонарями, налил воды, жадно выпил. Взгляд его, шаривший по кухне, упал на ящик стола. Чикатило бесшумно выдвинул ящик, достал нож, покрутил. В свете фонарей лезвие роняло тусклые блики.

      Чикатило медленно поворачивал нож в руке, завороженно разглядывая его, словно пытаясь увидеть свое отражение в нержавеющей стали.

* * *

      Витвицкий сидел в кресле, напротив телевизора, читал газету «Правда». Передавали выступление Горбачева. Звук был отключен, и генеральный секретарь только открывал рот и делал характерные жесты руками, которые так любили пародировать сатирики.

      Часть комнаты была отгорожена шкафом, там переодевалась Овсянникова. Ее вещи висели на открытой дверце, она то и дело брала что-то, примеряла, вешала обратно на дверцу.

      – Ира, тут пишут, что под основание реактора в Чернобыле заложена бетонная подушка и утечка радиации в грунтовые воды полностью исключена, – оторвавшись от газеты, сказал Витвицкий. – Могут же, когда захотят.

      – Правду мы все равно никогда не узнаем, – откликнулась Овсянникова.

      – Зря ты так, – не согласился Витвицкий. – Сейчас начали писать и говорить обо всем – гласность!

      Горбачев на экране беззвучно разводил руками, что-то говорил, улыбался.

      – А мне кажется, что «гласность» эту специально придумали, чтобы люди пар могли выпускать, – сказала Овсянникова.

      – Что-то ты сегодня какая-то пессимистичная… – Витвицкий сложил газету. – А куда ты вообще наряжаешься?

      Овсянникова выпорхнула из-за дверцы шкафа. На ней была очень короткая мини-юбка, чулочки в черную сеточку, модная блузка с рукавами летучая мышь, на руках пластмассовые браслетики, в ушах яркие клипсы, прическа взбита а-ля «взрыв на макаронной фабрике», на лице – очень вызывающий яркий макияж.

      Ирина напевала модную песенку Алисы Мон:

      Подорожник-трава, на душе тревога.

      Может, вовсе у нас не было любви.

      От тебя до меня – долгая дорога.

      От меня до тебя – только позови.

      Она начала пританцовывать перед Витвицким, виляя бедрами и крутя задницей.

      Виталий молчал, ошарашенный таким видом и поведением.

      – Ну как я вам, товарищ капитан? – игриво спросила Овсянникова.

      – Ты… – Витвицкий даже задохнулся от возмущения. – Ты похожа на… падшую женщину!

      – В точку! – рассмеялась Овсянникова. – Я вызываю желание, а?

      Витвицкий нахмурился: он наконец все понял. Ирина развязно подмигнула:

      – Ты