Чикатило. Зверь в клетке. Алексей Гравицкий

на груди, укрывшись одеялом, лежал Чикатило. Со стороны могло показаться, что он спит, но это было не так.

      Чикатило время от времени открывал глаза, смотрел в потолок на горящую вполнакала лампочку в сетчатом колпаке и всякий раз видел на месте лампочки свешивающуюся из-под потолка петлю.

      Видение не уходило, и это нервировало. Отбросив одеяло, он вскочил с койки и принялся в раздражении ходить по камере, как автомат: туда-сюда, туда-сюда.

      – Раз. Два. Три. Четыре… – бормотал он себе под нос. – Раз. Два. Три. Четыре…

      Если бы кто-то наблюдал сейчас за ним, мог бы подумать, что Чикатило и вправду сошел с ума. Но за заключенным никто не наблюдал.

* * *

      Точно так же он метался по своей кухне в Новочеркасске: с остекленевшими глазами, кривящимся ртом и судорожно сжимающимися пальцами. Как автомат: туда-сюда, туда-сюда. Как загнанный в угол зверь. И ему было от чего почувствовать себя таким.

      Открылась дверь. Вошла заспанная Фаина в ночной рубашке.

      – Андрей, ты чего тут? – спросила удивленно. – Что с тобой?

      Чикатило замер и поглядел на жену невидящими глазами. Лицо его сейчас походило на посмертную маску, и от этого становилось не по себе. Фаина еще больше испугалась, когда муж вдруг, не меняя выражения на лице, сделал к ней шаг и протянул руку.

      Фаина отшатнулась в страхе.

      – Не надо садиться в чужие машины! – замогильным шепотом пробормотал Чикатило. – Не надо!

      – Ты с ума сошел, что ли? – повысила голос Фаина. – Какие машины, ночь на дворе!

      Чикатило вдруг остановился, опустил руки, взгляд его стал живым и сосредоточенным.

      – Фенечка… – пробормотал он извиняющимся тоном.

      – Зря я тебе про эти убийства рассказала, – рассердилась на себя Фаина. – Иди ложись. Валерьянки накапать?

      Чикатило опустил голову и мимо Фаины прошаркал в коридор.

1992 год

      «Ты с ума сошел, что ли?» – всплыла фраза жены из глубин памяти.

      Чикатило перестал мерить шагами камеру в СИЗО, остановился и забормотал:

      – Ты с ума сошел, что ли? С ума… сошел…

      В этой случайно всплывшей в памяти фразе было откровение.

      С ума сошел!

* * *

      В кабинете Ковалева было многолюдно – тут собрались все члены московской и ростовской групп, занимающиеся делом потрошителя, и другие офицеры. Не было только самого Ковалева.

      Хмурый Витвицкий стоял у стены возле входной двери и смотрел поверх голов. Рядом с ним замерла Овсянникова. Гул не стихал, как бывает, когда много людей в одном пространстве вполголоса переговариваются друг с другом.

      – Коллеги, а чего мы, собственно, ждем? – не выдержал, наконец, кто-то.

      – Не чего, а кого! – Липягин с мрачной веселостью кивнул на стул во главе стола. – Начальство наше задерживается.

      – А по-моему, оно опаздывает, – посмотрел на часы один из офицеров.

      В этот момент дверь распахнулась, и все разговоры затихли сами собой. В кабинет шагнул Горюнов, за ним вошел невысокий лысеющий мужчина лет сорока пяти с лицом, на котором отражалась вечная неприязнь ко всему окружающему.

      – Начальство,