Эхо Москвы. Непридуманная история. Отсутствует

был. А потом случилось – бум! – ноль, вытертая поверхность. Потом появились Фельгенгауэр, Дзядко, Плющев (тоже очень утрированно). Потом опять – бум! – вытертое, выжженное поле. Чувствуется это?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Я не вижу особой разницы, скажем, между Бунтманом, Плющевым, Фельгенгауэр и тобой по возрастной позиции. Во-первых, я к этому отношусь профессионально. Это первая история. Профессионально – это не имеет возраста. Имеет опыт, но не имеет возраста. Это первое. Это рациональная история. Мои друзья и партнеры эмоционально тоже из разных возрастных категорий. У меня нет этой проблемы. У меня лично этой проблемы нет. Возрастной проблемы у меня точно нет. Профессиональная проблема есть, а возрастной нет.

      Л. РЯБЦЕВА: Я про эпохальную скорее.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Все должно быть разное. В салате должен быть и горошек, и колбаска, и майонез.

      Л. РЯБЦЕВА: Нет, я просто про тот момент, когда горошек появляется в 2000 году, а к нему салат добавляется только в 2005-м.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, так случилось. Я повторяю: я назад не оборачиваюсь.

      Л. РЯБЦЕВА: Я не про «назад», я про «вперед». Просто, может быть, у нас нет правильных институтов или людей нет, или неправильная журналистика?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Может быть. Мы это узнаем потом.

      Л. РЯБЦЕВА: То есть еще через пять лет?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: После надгробия.

      Л. РЯБЦЕВА: Когда появится ваше надгробие?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, будешь читать это все на моем надгробии.

      Л. РЯБЦЕВА: О’кей, хорошо. Тогда, наверное, все. Есть ли у вас вопросы?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, конечно.

      Л. РЯБЦЕВА: Давайте.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: «Эхо» до того, как ты попала сюда, – это было что?

      Л. РЯБЦЕВА: Ничего. Для меня это было выжженное поле. Я, что называется, родилась с серебряной ложечкой во рту. У моих родителей была непростая жизнь, несомненно, но я была настолько ими же защищена, они меня настолько оберегали, что я не знала ничего о том, что происходит в стране.

      Первые шаги узнавания для меня случились в университете. До этого я думала, что мир замкнут на мне, на моей семье, может быть, на моем родном городе (то есть у меня уже шло разделение Москва/ Волгоград). И только в университете я поняла, что вокруг меня такие же семьи, такие же люди, такие же личности. То есть не просто масса, типа как в школе, вот эти серые бараны, никому не известные и не понятные. «Эха» в моей парадигме не существовало.

      И я как раз вчера вспоминала о том, когда я пришла на «Эхо» после третьего курса. Во-первых, я наврала, когда меня шеф-продюсер Нина Эйерджан, нанимая на работу, спросила: «Ты хоть что-нибудь понимаешь в политике? Спикеров знаешь?» Я сказала: «Да, конечно!» Ни черта не знала! Я никогда не слушала «Эхо»…

      А. ВЕНЕДИКТОВ: А зачем тогда?

      Л. РЯБЦЕВА: Сейчас объясню. Никогда не слушала «Эхо», никогда не смотрела сайт, но я работала в пресс-службе университета, РГГУ. И случилось так, что, отработав какой-то промежуточный период, оставаясь еще в пресс-службе, но уже стажируясь на «Эхе» и постепенно переустраиваясь на радиостанцию, я начала узнавать