Эхо Москвы. Непридуманная история. Отсутствует

А я хочу понять еще про сторону потребителя. Есть слушатель, которого вы как-то чувствуете, и вы понимаете, что именно эта рыба ему нужна, а эту рыбу может поймать именно вот этот журналист. Или что?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Я понял, Леся. Это одновременно и чувство, то есть чуйка, но я еще и математик – я считаю, я просчитываю. Я очень много читаю поэтому, я смотрю социологию, я разговариваю с референтными группами, людьми. То есть я не доверяю своему чутью. Только чутье – это ошибка. Я еще изучаю вопрос. Совмещение чутья и изучение, мне кажется, как правило, дает позитивный эффект. Хотя ошибок столько, что мало не покажется, мама не горюй.

      Л. РЯБЦЕВА: Кстати, про ошибки. Какая за 17 лет главная ошибка, прямо вот трындец-ошибка?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Трындец-ошибки не было, иначе «Эха» бы не было.

      Л. РЯБЦЕВА: Вас как менеджера?

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Я не буду называть фамилии. Я ставил людей слишком рано на ответственные участки эфира – и они ломались, и я их вынужден был снимать. Они продолжают работать на «Эхе», многие, но это было неправильно, то есть я их ломал. Я их ставил, они ломались, я их возвращал назад, но они были уже поломанные. И я не мог их вернуть… Ты сама знаешь, некоторые люди дважды заходили и уходили. Вот это самое главное.

      Л. РЯБЦЕВА: Трижды.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Наверное. Это самая большая ошибка, когда я ломал людей таким образом, то есть неподготовленных. А я-то считал, что они могут, я их ставил на участки эфира. А потом понимал: мама родная! Аккуратно заменял, но люди уже были травмированы.

      Л. РЯБЦЕВА: Признайтесь, вы же так задавливаете! Я по себе знаю. Вот вам взбрело в голову, что человек готов. На своем примере опять же. Я говорю: «Нет, не готова. Отвалите, не трогайте меня». Вы начинаете додавливать. Кстати, я не могу понять, зачем вы додавливаете. Чтобы понять мою реакцию, то есть понять: правда ли, что я не могу, или я просто боюсь? А потом, когда задавливаете, человек соглашается, ломается, не дай бог. Ну, это же катастрофа, для вас двойная. Получается, вы два раза сделали ошибку.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Так я тебе и расскажу.

      Л. РЯБЦЕВА: Я знаю на себе просто, я часть этой истории, как это все внутри, когда ты полгода отказываешься от эфира, ты просто: «Нет! Ни за что! Никогда!»

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Хлопаешь дверью, устраиваешь истерики.

      Л. РЯБЦЕВА: Да, уходишь на неделю в отпуск.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Смотри, это же опять чуйка и расчет. В конечном итоге нельзя поставить человека, который говорит «нет». Все хотят. И ты понимаешь, что эфир – это наркотик. Этот наркотик все хотят. Отказ – это, скорее всего, страх. Если я вижу в человеке возможность и потенциал (может быть, ошибочно), я, естественно, исходя из интереса службы, начинаю его подталкивать под задницу в том направлении, в каком надо – кого-то более жестко, кого-то менее жестко.

      Л. РЯБЦЕВА: Это уже манипуляция. Это нечестная игра.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: Это абсолютно честная игра.

      Л. РЯБЦЕВА: Человек может даже не понимать, что вы с ним делаете, если он не такой умный, как я.

      А. ВЕНЕДИКТОВ: