Новая жизнь. Лила Каттен

лишь мгновение побыть с ним. Увидеть его глаза, услышать его. А мне остался только шрам. Как клеймо, как напоминание о том, что я во всем виновата.

      – Знаешь, – решил высказаться, потому что она вновь начала истерить, – я, наверное, первый, может быть, и нет, кто говорит тебе об этом, но ты не виновата Эмма.

      Она посмотрела на меня измученным взглядом, таящим в себе вселенскую пустоту, и произнесла:

      – Откуда тебе знать?

      – Просто чувствую, что ты бы оберегала его всеми силами, но никогда намеренно не навредила своему ребенку.

      Она повернулась к кресту. Слезы катились по ее бледным щекам. Мы вновь замолчали.

      Потом, Эмма встала и начала вырывать траву, приводить в порядок участок. Я присел и стал ей помогать.

      Меня посетила мысль помочь ей облагородить тут все.

      – Эмма, можно задать тебе вопрос?

      – Конечно. Но не обижайся если не отвечу.

      – Я бы хотел помочь тут, поставить памятник, выложить плиткой. Не знаю. Что ты хотела еще. Наверное, заборчик какой-то. Ты примешь эту помощь?

      – Зачем? – еле слышно спросила она, потупив взгляд.

      – Просто хочу, чтобы здесь было красиво и с любовью.

      – Я могла все это сделать через год, два. Если бы оставила деньги от продажи вещей. Но потратила их на самобичевание. Ублажала свои прихоти. Я не шлюха Саш, не брала деньги никогда. Пусть обо мне говорят всякое, – замолчала, а потом добавила, – хотя, какая разница. Ты хотел помочь? Я буду рада. Хотела взять кредит, но боюсь не смогу его выплатить. Так что, спасибо тебе.

      – Это тебе спасибо, что согласилась принять.

      Мы вместе закончили убирать сорняки. Еще немного посидели. Молчали или говорили, но было в какой-то степени комфортно. Эта женщина сильная, даже несмотря на то, что оступилась, не сумев принять боль. Осуждаю ли я ее? Нет. Ни капли. Сочувствую.

      – Теперь твоя очередь сходить со мной.

      – Куда?

      – Тут недалеко моя мама.

      – Конечно. Пойдем.

      Придя на место, мы не говорили. Эмма стала так же прибирать. Хотя травы почти не было. Тут была плитка. Красивый гранитный памятник с фото, улыбающейся женщины.

      Сели на лавочку. Первой решила нарушить тишину Эмма.

      – Она красивая. Такая яркая.

      – В жизни она была еще ярче. Добрей ее не видел никого и никогда.

      – Ты похож на нее. Не копия, но многое… – она повернулась и стала рассматривать лицо, сравнивая с фото, а я сам впитывал ее черты лица. – Да. Похож. И мне жаль. Я вижу дату, но уверена, что она ничего не решает. Так ведь?

      – Ты права.

      – Значит и через десять лет, боль пульсирует и не отпускает.

      Сказала и уставилась в одну точку.

      – У нее был рак. Когда узнали, не поверили. Обратились еще в десять клиник, но везде говорили одно и тоже. И деньги были, и связи, и вера, а по факту, ничего из этого не пригодилось. Три года и все.

      Воспоминания били не щадя. Когда мама перестала нас узнавать, или забывала себя саму,