Альтернативное видение. Мария Андреевна Конорева

Музыка их объединяла.

      Вот и сейчас она едва дышала, слушая игру Роба и тихие слезы, не страдальческие и надрывные, а спокойные и светлые стали одним из самых важных индикаторов её зарождающегося чувства. Роберт боковым зрением заметил её реакцию. Собственно, этот концерт весь был для нее. Безусловно, его искренне растрогало её непосредственное и чистое восприятие искусства. Так началось их неизбежное погружение в тайные миры друг друга.

      Дома Фелиция оказалась только в половине второго ночи, преисполненная по-настоящему амбивалентными чувствами: ощущением чуда и вместе с тем – какого-то тревожного смятения. Уже тогда она поняла, что в этом человеке есть дихотомия, оппозиция, два начала. Как свет и тьма, Луна и Солнце, любовь и ненависть.

      Почему она так была уверена в его противоречивой природе? Ведь, в сущности, в каждом из нас есть борьба. Так или иначе, ипостаси удава или кролика зачастую могут проявляться у одного и того же человека.

      Но его внутренняя борьба казалась внушительной и достойной, как это обычно бывает у сложносочиненной личности. Эти два дня казались наваждением. Вспышкой.

      Она продолжала мысленно соотносить элементы его личности с чем-то двойственным, а в это время Роб в своем доме в прибрежной зоне размышлял о том, что вся его прежняя жизнь – фарс, неискренний и, пожалуй, до смешного лицемерный; что два последних дня дали ему неведомое ощущение трансцендентности, которая раскалывала, надламывала все его предыдущие устои. Он думал о том, как же это фальшиво – обманывать самого себя, и как же до жути это затягивает. Ему от самого себя стало так противно, как обычно бывает, когда пытаешься оправдать собственную слабость и не находишь никакой причины. И сразу возникает пренеприятная жалость к себе, похожая на кислую капусту, которую уже никто не хочет есть.

      Четыре последних года Роб встречался с певицей, глянцевой и кукольно-бесстрастной. То есть не совсем так. Конечно, первоначально она казалась ему ослепительной и яркой. Скажем, как все блестящее. Но теперь он точно знал, как она пуста внутри.

      Роб был композитором, но её голос не ложился ни на одно его произведение. Ни разу в жизни он не хотел по-настоящему окунуться в её мир, а был все время поодаль. Ни разу в жизни он не испытал к ней трепета или благоговения, или даже чего-то похожего. Выходит, он её не любил.

      «А здесь – полное единение» – Роберт подумал о Фелиции с нежностью. Вдруг захотелось написать послание, чтобы ей мирно спалось. Роб отправил сообщение и выдохнул:

      Фелиция, вот вам сказка на ночь.

      В городах без имени живёт «Человек Вне Времени». И тепла, и света в этом Человеке хватит ещё на несколько безымянных городов, но он хранит их для другого, возведя вокруг частокол из потерянного, разрушенного и утраченного.

      Человек опустошён, запутан и разочарован. А может где-то и обесточен. Не так он себе всё представлял, теперь будет осторожнее. Человеку никто не нужен и одновременно нужен Человек. Если задать мне вопрос «Почему?», я отвечу следующее: