Спасти нельзя развестись. Екатерина Серебрякова

находящееся на волоске от нервного срыва, просто не могло такое выдержать.

      Взорвавшись, я ударила по рулю, оглушая район пронзительным сигналом.

      – Какого черта ты что-то мне предъявляешь?! Может, наорешь на своего отца, который живет на две семьи? Или предъявишь что-то своей матери, которая посчитала нужным рассказать все это дерьмо невестке, а не родному сыну? Что ты хочешь от меня?! Я беременна, я на взводе! Моя семья едва не разваливается, а я ко всему прочему должна заботиться о семье твоих родителей!

      Слезы градом покатились по щекам.

      Я снова дала им волю, позволила себе чувствовать, позволила себе плакать.

      Изнутри трясло от обиды, боли и… страха.

      Я боялась. Боялась за себя, за свое эмоциональное состояние, за ребенка. Боялась, что через двадцать лет буду на месте своей свекрови. Одинокой, разбитой, оставленной.

      Борис молчал.

      Тяжело дыша, он смотрел на безлюдную улицу через лобовое стекло автомобиля.

      Я не ждала от мужчины каких-то слов, сказано было и так слишком много. Да он и не собирался ничего говорить…

      Отстегнув ремень безопасности, он открыл свою дверь.

      – Куда ты собрался? Борис?

      Я вышла из машины следом за мужчиной в попытках докричаться до него.

      – Сядь в машину и поедем домой. На улице жуткий холод!

      – Поезжай одна. Я приеду завтра.

      – Борис, не говори ерунды!

      Я не успела договорить, потому что мужчина сделал шаг вперед, оказавшись в свете фар.

      Он выглядел холодным, безразличным, неживым. На его лице не читалось ни единой эмоции.

      – Поезжай домой, – ледяным голосом произнес он. – Так будет лучше.

      Я хотела сказать что-то еще, но силуэт растворился в темноте. Оставалось только кричать в закрытой машине, насилуя собственные барабанные перепонки, и что есть мочи бить по рулю от переизбытка эмоций.

      Глава 4

      Таких эмоциональных ночей в моей жизни не было, пожалуй, никогда.

      Я вернулась в дом ближе к полуночи. Одна. Совершенно разбитая и опустошенная.

      Перед этим я исколесила всю Москву на два раза, лишь бы максимально оттянуть момент возвращения в пустые стены.

      Я разбила телефон Галины Яковлевны, но та решительно мне не отвечала. Несколько раз звонила мужу.

      Борис трубку брал, чтобы не волновать и без того взволнованную меня, но каждый раз сухо отвечал, что с ним все в порядке и что вернется он под утро.

      Стоило бы задаться вопросом, где и с кем мой муж, но это почему-то волновало мало. Я была уверена, что он не станет изменять после произошедшего между нами. А если и станет… Какая к черту разница?

      Я, возможно, ношу ребенка не от него, так что в нашей семье изменой больше, изменой меньше…

      Отношения с мужем волновали меня сейчас в последнюю очередь.

      – Маме нужно перестать нервничать, – я гладила ладонью плоский живот и разговаривала со своим отражением в зеркале, чтобы окончательно не сойти с ума от собственных мыслей. – Папа объявится завтра утром, а бабушка с дедушкой со всем разберутся