Хроники Януса. Сергей Сиверс

как я. Я помогу тебе в этом. Я вижу будущее. Прислушайся. Слышишь? Консул Луций Ветурий Капитул! Люди на форуме рукоплещут и приветствуют тебя. Сенаторы встают при твоём появлении. На площадях стоят твои статуи, а историки описывают твои дела. А когда ты состаришься, ты увидишь, что всё это время с тобой рядом была я, твоя Фабия. У нас будут красивые и умные дети. В них будет течь латинская кровь без изъянов. У наших детей будут свои дети. Они будут править миром…

      Она подошла и прижалась ко мне.

      – Как я ждала этого дня, Луций, – прошептала она.– Я хранила себя для тебя.

      Она сняла заколку с волос. Локоны упали ей на плечи.

      Аромат её масел пьянил как вино. Моё сердце учащённо билось.

      Она обняла меня, и её влажные губы припали к моим…

      Я очнулся словно от наваждения. Мои руки упёрлись в её плечи, и я силой отстранил её.

      Горькая улыбка скозь слёзы появилась на её лице:

      – Как ты глуп, как же ты глуп, Луций Капитул! Ты не знаешь чего ты лишился.

      – Боюсь, я слишком хорошо это знаю.

      Мы оба молчали.

      – Однажды в детстве я встретила человека возле храма Боны Деи, – вдруг тихо произнесла она, прерывая молчание и задумчиво глядя в сторону. – Там были другие дети, но он подозвал только меня. У этого человека не было ноги. Он сказал мне: «запомни мои слова, девочка: ты рождена, чтобы привести к славе человека, которого ты однажды полюбишь!».

      – И что, он жив, этот козлобородый старик, который чем больше пьёт, тем больше пророчествует?

      – Прошу тебя…

      – …и ты приняла это за чистую монету?

      – Умоляю, не надо! – у неё дрогнул голос.

      – «Умоляю», а куда девалась твоя надменность?

      – Чем она лучше, просто скажи, – всхлипнула она.

      – И ты, ты с твоим умом не можешь это понять?

      Она горько улыбнулась.

      – Сложно понять как мышь из винной бочки прыгает в одну самых достойных семей Рима, … если она не мышь из Субуры.

      Я вскипел.

      – Не смей, – я выставил указательный палец, едва сдерживаясь. – Ты и волоса не достойна с её головы.

      – Набей себе подушку шерстью этой сабинской овцы!

      Её слова вывели меня из себя. Я не сдержался и ударил её по щеке.

      – Лучше убей меня! – закричала она.

      – Сделай это сама. Давай, ну же…

      Фабия зарыдала.

      – Почему ты так жесток со мной?

      – … говорит та… кто ослепила собственного отца, – вдруг вырвалась из меня мысль, которую долгое время я отвергал как страшную и нелепую. – Ты, ведь, ты это сделала?

      – Он унизил меня, унизил так, что мне не хотелось жить. Но мне стыдно… о-о, как же мне стыдно… прости меня, – она зарыдала ещё сильнее и закрыла лицо ладонями.

      – Ты просишь прощения у меня… вместо него? Ты сама ответила на свой вопрос.

      Я развернулся.

      Она упала, обняв мои ноги. Она была в совершенной прострации.

      – Смотри… смотри как Фабия валяется у твоих ног… наслаждайся! расскажи всему Риму… пусть они узнают….мне всё