Хроники Януса. Сергей Сиверс

тоже вздохнул.

      – Прости, мне очень жаль. Я этого не знал. Но теперь уже поздно. Теперь уже ничего не изменишь.

      – Почему?

      – Ты знаешь почему. Это не зависит от нас.

      – Я знаю, у меня множество недостатков. Если боги сделали меня такой и хотят, чтобы я испытывала отвращение к себе, как мне быть? Но я знаю, что они дали мне и достоинства. Когда приходит чувство, ты не знаешь почему это так. Это просто происходит и всё. Скажи, чем она лучше меня?

      Она обернулась и подошла ближе. Я продолжал сидеть.

      – Ты сама только что сказала: это просто происходит и всё. Ты сказала: боги. Наверно, такова их воля.

      Она усмехнулась.

      – С каких это пор ты стал набожным, Луций Капитул? Это не боги, это ты. То есть, она…

      – Послушай…

      – Я недооценила её. Она совсем не простушка; она хитра и ловко использовала твои слабости…

      Я было думал, она сожалеет. Но эти слова опровергли мои мысли. В её фразе, при всём, мог быть и пробный камень как я отвечу на её подозрение.

      – Так вот оно что, – усмехнулся я. – Если у парня и девушки разного достатка и звания может быть что-то помимо ложа, это не укладывается в твоей голове?

      Я вполне бы мог ей солгать. Но она знала, что я не стану лгать. По лицу Фабии было видно: моё хоть и косвенное признание, что я не спал Плинией, всё же возымело действие. Однако это не изменило отношения к ней в целом.

      – Даже если это так, – задумчиво проговорила Фабия, – даже если это так, она – не то, что тебе нужно. Она совсем не для тебя.

      Её назидательный тон лишь подлил масла в огонь.

      – Не хочешь ли ты сказать, что мне следовало спросить тебя о своём выборе, или ты знаешь меня лучше, чем я сам?

      – Я женщина, Луций. И когда одна женщина видит другую женщину, она видит то, что сокрыто от глаз мужчины.

      – И что же ты увидела?

      Фабия посмотрела на меня. В её взгляде сквозило недоумение: слишком искреннее, однако, чтобы принять его за подлинное даже по меркам патрицианского умения лицемерить.

      – Только дочь винодельщика с большими глупыми глазами. Только это, – произнесла она, адресуя это не мне, а как бы всем – как актёр бросающий реплику публике.

      Я с досадой вздохнул.

      – У тебя все глупы кто добр, простодушен и имеет задних мыслей. Ей далеко до тебя. Ей не пришло бы голову так лгать…

      – Счастье, которое ты ищешь с ней, обманчиво, Луций Капитул. Ты ищешь тепло и заботу. Но ты поймешь, что такая жизнь не будет твоей.

      – Что ты несёшь, Фабия?

      – Ты пытаешься обмануть себя, ища семейное счастье. Но семейное счастье ещё не всё между женщиной и мужчиной. Между избранными женщиной и мужчиной, – многозначительно прибавила она.

      Её туманные слова не столько запутали, сколько добавили раздражения.

      – Не много ли ты на себя берёшь, предрекая мне судьбу?

      Она изогнула брови:

      – Скажи, как ты видишь себя, скажем, этак лет через тридцать? Уютное гнёздышко, курица-жена под боком и ты, старый, подстригающий ножницами розы. Званые обеды. Походы на ристалища.