Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки. Ольга Иконникова

версию, то у нас вообще нет шансов найти свою дочь, не так ли? Граф мертв уже более двух столетий, а кроме него, как я понимаю, обратно поменять девочек никто не может. Так что, извини, но мы всё-таки попробуем поработать над другими вариантами. Если понадобится, привлечем прессу – газеты, телевидение. Наверно, за этим последуют служебные, ведомственные проверки. Но ты сам виноват.

      Академик даже не спорит. Он поднимается с кресла, идет к большому сейфу, который скрыт книжными полками.

      – Я хочу показать вам одну картину. Я купил ее несколько лет назад, когда скрупулезно собирал любую информацию, касающуюся прошлого нашей семьи. Я заплатил за нее огромные деньги, но она того стоит. Я консультировался с несколькими экспертами – она написана в первой четверти девятнадцатого века. Сведения об этой картине есть в архивах нескольких музеев. В ее подлинности можете не сомневаться.

      Он достает из сейфа картину средних размеров, завернутую в мягкую фланелевую ткань. Мы втроем следим за каждым его движением как завороженные.

      Он разворачивает ткань и поворачивает картину передом к нам.

      Хорошо, что я сижу, потому что я чувствую дрожь во всём теле. Тошнота подкатывает к горлу, становится трудно дышать.

      Мама ахает, папа подается вперед.

      Мы смотрим на мой портрет!

      Девушка на картине изображена анфас. Она в красивом голубом платье с кружевным лифом. Ее каштановые волосы уложены в замысловатую прическу. На тонкой руке, держащей белую розу, красивый браслет с несколькими довольно крупными сапфирами. В ушах – такие же сапфировые серьги.

      Я никогда не носила ни такой прически, ни такого платья, ни (тем более!) таких дорогих серег. Но это я! Я изображена на портрете.

      И первая мысль – подделка! Дядя заказал мой портрет искусному копиисту. Сейчас полным-полно художников, которые за небольшую плату нарисуют кого угодно и в какой угодно манере.

      – И что? – вопрошаю я, как только чувствую, что уже способна говорить. – Не так уж трудно сделать портрет по фотографии.

      Академик не отвечает, он просто подходит ближе. Я уже способна разглядеть мазки на холсте. Картина выглядит действительно старой. Очень качественная подделка.

      Я протягиваю руку и касаюсь полотна. А потом…

      А потом я понимаю, что всё, что рассказал дядя Никита, – правда. Кончики моих пальцев чувствуют идущее от картины тепло. И это тепло – такое мягкое, приятное, – разливается по всему телу.

      Женщина на картине будто хочет мне что-то сказать. И когда я встречаюсь с ней взглядом, мои глаза наполняются слезами. За одно короткое мгновение я осознаю: это – мама! Моя мама!

      Всё это иррационально, нелогично, ненаучно. Но мне нет дела до обоснования всего того, что рассказал дядя.

      Я всхлипываю. Моя вторая мама обнимает мои дрожащие плечи.

      – Это портрет графини Евгении Закревской работы неизвестного художника.

      Я рыдаю, уткнувшись в колени мамы Ларисы.

      – Наташенька, это не может быть