Подарок судьбы. Николай Ольков

Гиричев».

      Ты не все понял сразу, но не за себя испугался, а за дядю, что его могут арестовать. За что? Меня – понятно, три трупа, тут не выкрутишься. Бейбул говорил, что у него кругом друзья, отомстят за его смерть, это уж как пить дать. А Фрося тогда как? Вот еще беда, пришла, откуда не ждали.

      Ты свернул письмо и положил в пакет. Долго смотрел на присохшие крошки сургуча по углам и по центру конверта, оказывается, не ты первый читал это письмо.

      В начале июня ты стал выезжать на угодья, где вы с Эти Естаем косили травы, ставили небольшие стога, и по первому снегу вывозили сено на дровнях. И косить, и стоговать сено приходили по заданию муллы молодые парни из деревни, они же помогали вывозить десятки стожков. Иногда в лес брал с собой Фросю, она все тянулась ягодок побрать, клубники, только ты боялся, чтобы ничего с ребеночком не случилось. Когда она домогалась, запрягал в ходок тихую кобылку, оставлял Фросю на ягодной поляне, а сам шел проверять покосы, как делал дед Максим. На релке между двумя березовыми колками высоко поднялась трава. Тут было всего понемногу, ты не знал названия трав, помнил только, что дед Максим называл это всё разнотравьем: «Самое едовое сено, тут и визиль, и клеверок, и чуть полынки для вкуса, а больше похожих на нонешние овсы да пшеницы, прародители, если прямо сказать». Ты присел и с нажимом повёл вокруг себя протянутой рукой, следом посыпались, как кем-то брошены, мелкие семена. Пора косить.

      Отбил две литовки на случай, если сломается литовище, Фрося собрала корзинку с хлебом печёным, копчёной кониной, зелёным луком и десятком куриных яиц. Стояла у ворот, пока ты скрылся за лесом, и пошла в дом, работы много, а сил не хватает, тянет дитенок соки.

      Помолясь на восток, ты рубаху выпустил из штанов, прикрыл маковку вязаной шапочкой и завел литовку за плечо. Прокос получился широкий, кошенина легла ровно, на стерне высоко, так что скоро продует. Решил не садиться, пока сил хватит, махал и махал литовкой, и скоро движение стало самостоятельным, не надо было давать себе команду. Валки ложились один к другому, и на краю ручки, когда надо было поправить жало косы, ты остановился, воткнул в землю литовище, вынул из кармана оселок и услышал:

      – Обожди, Лаврик, не начинай, у меня к тебе разговор.

      Оглянулся, а по кошенине идет к нему девушка в черном платье до пят, босая, волосы распущены, и вроде трава под ней не шелохнёт. Уже ближе, лицо разглядел – красавица, что глаза, что брови, что ротик – всё красиво, только отпугивает эта красота.

      – Ты кто такая и откуль взялась в наших местах? – спросил ты.

      – Ишь ты, как со мной сурово, Лаврентий, а ведь мы с тобой давно знакомы.

      Ты смутился, ещё раз глянул на девушку и улыбнулся:

      – Ей Богу, не помню, где и когда виделись.

      Девушка подняла руку:

      – Ты про Бога пока не поминай, мы без него обойдемся. А я тебе расскажу. Первый раз я тебя заметила, когда ты с братом купаться на озеро пришел, брат нырнул, и ты за ним. Я так обрадовалась, что такой маленький да