Сэндитон. Джейн Остин

в экстазе. – Он был одно пылание и правда! Его гений и чувствительность могли ввергать его в некоторые аберрации… Но кто совершенен? Было бы гиперкритично, было бы псевдофилософично ожидать от души тонко настроенного гения пресмыкания обычных умов. Яркие вспышки таланта, рожденные страстным чувством в груди мужчины, быть может, и несовместимы с некоторыми из прозаических требований приличий. И вы, прелестнейшая мисс Хейвуд (сказано с видом глубочайшей прочувствованности), не можете, как и любая другая женщина, быть справедливой судьей того, что может сказать, написать или сделать мужчина под неодолимой властью безграничной пылкости.

      Все это было очень мило, но, если Шарлотта хоть чуточку поняла, не слишком соответствовало морали. К тому же ей, вовсе не польстил экстраординарный стиль его комплиментов, и она сухо ответила:

      – Я, право, ничего об этом не знаю. Ветер, по-моему, дует с юга.

      – Счастливый, счастливый ветер, привлекший мысли мисс Хейвуд!

      Она уже начинала считать его попросту глупым. Она успела понять, почему для этой прогулки он избрал в спутницы именно ее: чтобы уязвить мисс Бреретон. Она прочла это в двух-трех его встревоженных взглядах. Но почему ему потребовалось болтать такой вздор, оставалось непостижимым. Он казался очень сентиментальным, переполненным избытком чувств и крайне приверженным к употреблению всяких новейших и модных зубодробительных словечек. Не обладая ясным умом, сделала она вывод, он декламировал их, не вникая в смысл. Будущее могло объяснить его глубже, но, когда он предложил зайти в библиотеку, она почувствовала, что на одно утро сэра Эдварда Денхема ей более чем достаточно, и с радостью приняла приглашение леди Денхем остаться на Террасе с ней.

      Все остальные их покинули – сэр Эдвард с выражением весьма галантного сожаления на лице, что вынужден расстаться с ними, – и они занялись приятной беседой. То есть леди Денхем, как истинная главная леди, говорила и говорила исключительно о своих заботах, а Шарлотта слушала, про себя забавляясь контрастом между ее недавним собеседником и этой собеседницей. Бесспорно, в монологе леди Денхем не было никаких намеков на сомнительные чувства и никаких неудобопонятных фраз. Взяв Шарлотту за локоть с безмятежностью уверенности, что всякий знак ее внимания – великая честь, и обстоятельная из-за того же осознания своей важности (или из-за врожденной болтливости), она незамедлительно сказала тоном величайшего удовлетворения с лукаво-умудренным взглядом:

      Примечания