Спецназ всегда Спецназ. Прорыв диверсанта. Юрий Корчевский

рану посмотрю.

      – Чего ее смотреть, только подсыхать начала.

      – Если гноиться начнет да антонов огонь приключится, умрешь ведь. Нет сейчас докторов и больниц.

      – Тогда смотри.

      Олеся принесла из избы чистые тряпицы и кастрюлю с теплой водой. Она умело отмочила водичкой заскорузлую повязку и сняла ее. Осмотрев рану, заметила:

      – Врун! Никакая это не колючая проволока! Видела я уже раны, даже перевязывала, когда наши отступали. Это сквозное пулевое ранение.

      – Надо же! – делано удивился Саша. – А я думал – проволока.

      Девушка внимательно посмотрела в глаза Александру и промолчала. Она промыла рану водой, приложила сухой мох, как еще наши деды в старину делали, и перевязала чистой тряпочкой.

      – Где рубашка твоя?

      – Сушится.

      Олеся подошла к веревке, на которой сушились штаны и рубашка. Брюки только осмотрела, а рубашку тут же сорвала с веревки.

      – Кровь на ней и рукав рваный. Выкинуть надо!

      – Нет, лучше в печке сожги, чтобы следов не осталось.

      Олеся усмехнулась, но перечить не стала и ушла в избу. А вернувшись, повесила на веревку сухую и чистую рубашку.

      – Этак, пока отец вернется, у него одежды не останется. Почему одежда сырая? Дождя вроде не было, – Олеся испытующе смотрела Саше в глаза.

      – По ручью шел, собак со следа сбивал, – вынужден был признаться Саша.

      – Так за тобой немцы гнались?

      – Именно.

      – И где же они?

      – Я быстрее бежал, – пошутил Саша.

      – Ты чего-то не договариваешь!

      – Что ты ко мне пристала, как банный лист? Ты что, следователем работаешь? – Саша едва удержался, чтобы не добавить «в НКВД».

      – Ладно, не хочешь – не говори. Все равно сама все узнаю. Вставай, снедать будем.

      – О, хорошее дело! А то – ружье сразу на меня. Да «где был, что делал»? Как сварливая жена…

      – А ты женат?

      – Нет, если тебе это интересно. И детей у меня пока нет.

      Ели молча. Саша уплетал за обе щеки суп с клецками, потом – картофельные оладьи. Все с пылу, с жару, вкусное. Эх, сейчас бы мясца кусочек да стопку водочки!

      Подхарчившись, он почувствовал, как неудержимо потянуло в сон. И то сказать, за последние трое суток он едва ли десять часов спал, а уж пешком отмахал! Веки закрывались сами собой.

      Глядя на Сашу, Олеся почувствовала к нему жалость и какое-то необъяснимое пока доверие. Заметив, что он клюет носом, она сказала:

      – Ложись, ты что-то совсем квелый.

      Саша направился к двери.

      – В избе ложись, на отцовой кровати.

      Она проводила его в комнатку, указала на кровать. Была кровать сделана своими руками, грубовато, но даже не скрипнула, когда он лег. «Добротно сработана», – про себя похвалил мастера Саша. Перина пуховая, мягкая, давно не спал на такой, Сон навалился мгновенно.

      Проснулся он от громкого стука в дверь.

      – Да что такое, выспаться не дадут!

      На стук пошла открывать дверь Олеся. Саша же лихорадочно одевался: не хватало, чтобы соседи