Лжедмитрий Второй, настоящий. Эдуард Успенский

все же где он?

      – Далеко. Думаю, что уже дальше годуновских когтей.

      – Я вижу, ваш род не очень чествует Годуновых.

      – Точно, не очень. Это старинная вражда.

      Кажется, все было решено, и этот странный союз состоялся. Вторая подмена была одобрена Симеоном.

      – Стой! – вдруг сказал он. – А крест? Царский крест!

      – Ты прав! – согласился Афанасий. – Как же это я упустил. Крест, пожалуй, главный документ в этом деле. Крест этот знаменитый. Его крестный отец Иван Федорович Мстиславский через царскую казну в Греции заказывал. Крест необходимо вернуть. Не беспокойся, я за этим прослежу.

* * *

      – Я вижу, Борис, что ты не очень жалуешь Нагих, – сказал царь Федор Борису Годунову, когда тот зачитывал ему приказы о наказании угличских людей.

      – Верно, государь, не жалую.

      – А почему?

      – Много причин для этого есть. Вспомни хотя бы, государь, тот случай, когда отец твой Грозный сына своего Ивана посохом прибил. Помнишь?

      – Помню, Борис.

      – Ведь я тогда вмешался. Хотел брата твоего от государя защитить. Этим же посохом мне крепко досталось. Царь Иван и меня тогда убивал. Я две недели потом пролежал в постели и от побоев, и от огорчения. А старший Нагой – Федор, тесть царский, тогда на меня наговор сделал, что я, мол, нарочно лежу, чтобы царскую жалость к себе вызвать.

      – И что же было? – спросил Федор.

      – А то и было. Приехал царь Иван мои фальшивые раны смотреть. Не дай Бог, чтобы они и в самом деле фальшивыми оказались. Мне бы тогда еще добавлено было бы здорово, если не до смерти. На мое счастье, раны мои настоящими были – шрамами кровавыми.

      – А дальше что случилось? – спросил царь.

      – То и случилось, государь, что за поклеп на меня царь велел врачу Строганову Федору Нагому такие же раны поставить.

      Из Углича всех Нагих, включая Марью, решено было разослать по разным монастырям и крепостям и держать в строгости. Но никакого вредительства над ними не делать.

      Всех жильцов, кто в бунте был или бунту препятствовать не хотел, из города выслать с семьями.

      У колокола, которым народ к погрому сзывали, язык вырвать и из города вывезти, отбить ему ухо и отправить в Тобольск.

      – Тех жильцов с семьями, которых выселяют, куда направить решили? – спросил царь Федор.

      – По разным местам. В Сибирь и на север.

      – Есть такой город в Сибири Пелым, – сказал Федор Иванович. – Я недавно туда поминки слал на монастырь. Очень бедный город. Там рабочие люди нужны. Надо бы углицких людей в этот город послать. Пусть Пелым подымется немного.

      С этих пор город Углич захирел.

* * *

      В конце июня противотатарские полки стали стягиваться к Серпухову. Ставились шатры, разбивались палатки, поднимались стяги.

      Впрочем, народ был небалованый, и спать, укрывшись попоной, положив голову на камень, мог любой, начиная от полкового начальника до последнего захудалого воина.

      О хане стало доподлинно известно, что Казым-Гирей идет в сторону Тулы большой тучей в сто пятьдесят тысяч всадников, нигде