Воронье наследство. Татьяна Грач

бы уже все да отпустили. Ожидание – наказание гораздо хуже любого другого. Может, потому и медлят?

      – А ведь здесь не все, – графиня захлопывает сумку, перебирает в руках вынутые оттуда четки из розового жемчуга.

      – Не все? – собственный голос кажется чужим, испуганным и совсем детским. И только после вспоминается, а рука сама тянется к карману под строгим взглядом птицы. – Вот, случайно прихватил. Разве это важное?

      Черное, отливающее серебром перо. Легкое и такое шелковистое. Он ведь и вправду не мог объяснить, зачем решил забрать такую безделушку. Сувенир на память?

      – Попробуй теперь прочесть, – граф с хитрым прищуром кивает на пригласительный.

      – Что за?.. – приходится крепко зажмуриться, но и это не помогает: на листе, все таком же ярком и блестящем, странные каракули. – Фокусы какие-то, что ли?

      Граф с графиней снова переглядываются.

      – Как думаешь? – первым спрашивает граф, а графиня пожимает плечами.

      – Почему бы и нет?

      Протягивает перо обратно, но в последний момент отнимает.

      – Не так быстро. Хочешь его оставить себе – мы не против, но только себе. Поможет о нас не забывать. Это тоже сможешь забрать, – она указывает на четки. – Думаю, ты сумеешь их выгодно продать. Мы и еще поможем, если позже понадобится. Не стесняйся обращаться к нам, и больше не придется воровать.

      Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но и отказаться – потом сильно пожалеть.

      – И что я за это буду должен?

      – А мальчик неглупый, – искренне удивляется граф, и это удивление больно задевает. Приходится крепко стиснуть зубы, чтобы смолчать и не испортить все.

      – Всего лишь одно обещание, – графиня перебирает четки, дразня. – Ты ведь умеешь держать слово?..

      …– О, явился, ну надо же, – произнес знакомый до боли в скулах женский голос. Мэлоун так надеялся, что хотя бы теперь его не услышит.

      – О, а у тебя сегодня и язык не заплетается, надо же, – скопировал он ее интонацию. Попытался вспомнить, сколько раз за свои двадцать лет видел ее трезвой. Три, четыре? Пожалуй. Только после этого он задвинул кровать на место и обернулся. Поморщился от досады: придется подыскивать новое место для тайника.

      К счастью, перо – то самое, не позволяющее и на миг позабыть о данном когда-то слове, оказалось на месте и теперь было спрятано в самое надежное место: внутренний карман сюртука.

      – Ты как с матерью разговариваешь? – а вот папаша уже заметно пошатывался, несмотря на раннее утро.

      – Да он поди знаться-то с нами не хочет, – фыркнула та, кого приходится называть матерью, хотя кровное родство в этом мире почти ничего не значит. – Ты глянь, вырядился-то как.

      Еще лет пять назад Мэлоуна задели бы эти слова. Теперь же он ощутил лишь раздражение.

      – Вы бы тоже могли так одеваться, – он окинул брезгливым взглядом лохмотья, в которые превратилась когда-то весьма неплохая, наверное, модная в свое время, родительская одежда. – Если бы с умом тратили то, что я приносил. Может, и жили бы уже не в этой помойке, переехали бы в город.

      – Учить