Большая книга ужасов – 86. Мария Некрасова

гда ничего особенного.

      – Так, посмотрели – марш в корпус! Давайте-давайте отсюда! – Не хватало ещё, чтобы они у меня угорели. Я развернулась, чтобы увести детей, и они даже сделали несколько шагов в нужную сторону, но за спиной у меня что-то грохнуло, и за шиворот прилетел сноп искр.

      Крыша. Теперь она лежала под сараем аккуратной кучкой горелых досок. Доски хрустели под огнём, от сарая летели искры, дверь и навесной замок на ней ходили ходуном, как будто кто-то ломился изнутри!

      – Кыш в корпус, кому сказала!

      Я только подскочила к Катьке, как мне под ноги вместе с дверью сараюхи вывалился ошалевший и почти лысый Петрович. Обгоревшие волосины торчали над головой весёлыми мельчайшими кудряшками. Лицо он замотал майкой, только красные глаза видны. Вскочил на ноги, закашлялся, прихлопнул робкий огонёк на штанине…

      – Совсем пионеры стыд потеряли?! Твой?!

      В руках Петрович почему-то держал грабли, и я отступила – такой у него был решительный вид.

      – Вы как? – спрашиваю я.

      Петрович в ответ кашляет:

      – Убью! Где этот твой?!

      – Да кто?

      Все мои стояли в пяти шагах от Петровича, только Лёлик, похоже, ушёл в корпус.

      – Мажор твой где?! Я же видел, кто это сделал! – Петрович опять закашлялся. – Деловой такой: щёлкнул ключом – и в кусты. Я ему ору, а он удирать!.. И здесь нету. – Он окинул взглядом мою притихшую группу. – Но это точно твой!

      Катька наконец-то врубила огнетушитель. Фонтан пены вырвался на волю, мазнул меня по ногам. Петровичу досталось в спину, он выругался и побежал отбирать – как будто не проторчал неведомо сколько в горящем сарае. Хотя, может, и правда недолго: такие древние деревяшки вспыхивают и прогорают очень быстро. Повезло…

      Петрович ругался сквозь кашель, пытаясь отобрать огнетушитель у Катьки, которая, похоже, вообще перестала соображать, что происходит, и стояла, направив его в одну точку и намертво в него вцепившись. Огонь шипел, умирал, забивался в ноздри уже последним прощальным дымом. Где-то за этой белой завесой слышалась ругань Петровича.

      – Вот теперь здесь точно нечего смотреть, – говорю своим. – И точно нечего слушать!

      Первоклашки протестующе загудели, но я была непреклонна. Развернулась и повела их в сторону корпуса, где в окне торчала изумлённая физиономия Лёлика. Первое, что он сказал, когда мы вошли в спальню мальчишек:

      – Я его не поджигал – только запер!

      Петрович и Катька за окном мелькали в дыму. В корпус тоже натянуло, но не слишком. Дети прилипли к окнам, обсуждая, потушат или нет, а я отчитывала Лёлика:

      – Господи, зачем?! Зачем ты его запер?!

      – Смешно же…

      Лысый и Паша хором хрюкнули и даже оторвались от окна.

      – Петрович нас уже отругал, Ляльевгеньна! Не наказывайте Лёху.

      – Ещё как накажу! Вот позвоню сейчас его отцу…

      – Не надо! – возразил Лысый. – Он крутой: он вас уволит, а лагерь закроет, вот он какой.

      Все семилетки любят хвастаться, а вот отвечать за свои поступки…

      – Это тебе Лёша сказал?

      – Это правда!

      – Так! – Я встала. Катька за окном отряхивалась и брела в сторону корпуса. Последний умирающий дымок стелился по земле, я уже всё прекрасно видела. Петрович с граблями сносил остатки сарая и смешно отскакивал, чтобы не получить по голове горелой доской. Вроде бы он был в порядке – только кашлял так, что у нас было слышно. – Сейчас придёт Катя, я оставлю вас на неё, а с тобой мы пойдём к директору, ясно? Мне не важно, кто там твой отец, ты сильно провинился… Погоди, а кто тогда поджёг-то?

      Лёлик пожал плечами. Вошла Катька, первым делом схватила бутылку с водой и из горлышка сделала несколько больших глотков. Я сказала, что веду Лёлика к директору, она только угукнула и продолжила пить.

* * *

      Когда мы вышли, у сарая уже водил хороводы весь персонал: кто-то разгребал доски, кто-то засыпал пепелище, и все громко обсуждали случившееся. Хурма-директриса была там же и громко убеждала Петровича:

      – Идите в медпункт, вы мне дороги как память. Здесь достаточно работников, идите!

      – Я чё, девочка – по медпунктам разлёживаться… – Тут он увидел нас и завопил на весь лагерь: – Вот же он, Екатерина Вадимовна! Говорю ж этот… из десятой группы! – Он прибавил, какой именно, Хурма дёрнула бровью, я хрюкнула и мысленно записала это выражение. Даже успокоилась немного: Петрович точно в порядке.

      Лёлик обиженно дёрнулся в сторону корпуса, но я удержала.

      – Откуда вы знаете?

      – В щель видел. Ты что думаешь, шкет: можно просто так запереть?!.

      – Разберёмся. Всё-таки сходите в медпункт, – отрезала Хурма и повела нас подальше от пожарища.

      Наши с Катей первоклашки ещё торчали у окон.

* * *

      В кабинете Хурмы я знаю каждый стул и каждую чашку и очень подробно знаю узор на