Конец лета. Пустой дом. Снег в апреле. Розамунда Пилчер

мне, вы бы сказали, не так ли? Вероятно, я смог бы помочь.

      Я подумала о девушке в Лондоне и о Гибсоне… И о себе, и страхи снова наводнили душу.

      – Никто не может помочь. Никто ничего не может сделать.

      Он не стал настаивать. Мы вышли на солнце, и я вдруг поняла, как замерзла. Мое тело покрылось гусиной кожей. Я села на теплый плед и стала пить кофе, а Дэвид дал мне сигарету, чтобы отгонять мошек. Через некоторое время я опустила голову на плед и растянулась под солнцем. Я чувствовала себя уставшей, а вино подействовало на меня усыпляюще. Я закрыла глаза, слушая шум реки, и вдруг заснула.

      Проснулась я где-то через час. Дэвид лежал примерно в ярде от меня, опираясь на локоть и читая газету. Я потянулась и зевнула, и он поднял глаза.

      – Это случилось уже во второй раз, – сказала я.

      – Что именно?

      – Я проснулась и увидела вас.

      – Я все равно уже собирался будить вас. Пора отвезти вас домой.

      – Сколько сейчас времени?

      – Половина четвертого.

      Я сонно уставилась на него, а потом спросила:

      – Вы зайдете в Элви на чай? Бабушка была бы вам очень рада.

      – Я бы зашел, но мне нужно съездить проведать одного старика, который живет в богом забытой глуши, буквально на краю света. Время от времени он начинает тревожиться относительно своего завещания, и тогда я еду и успокаиваю его.

      – Это похоже на шотландскую погоду, правда?

      – Что вы имеете в виду?

      – Одну неделю вы в Нью-Йорке занимаетесь бог знает чем. На следующей отправляетесь в какую-нибудь глухомань, чтобы успокоить взбалмошного старика. Вам, вообще, нравится быть провинциальным юристом?

      – Да, по правде сказать, нравится.

      – Вы так вписываетесь во все это… Будто провели здесь всю свою жизнь. И ваш дом, и все это… И сад. Все так гармонично, словно создано специально для вас.

      – Вы тоже просто созданы для…

      Я навострила уши, ожидая, что Дэвид разовьет эту тему, но он, казалось, раздумал продолжать, поднялся, собрал кофейные приборы и газету и понес все в дом. Когда он вернулся, я все еще лежала, глядя на реку. Он встал надо мной, взял меня под руки и поставил на ноги. Я повернулась и оказалась в его объятиях.

      – Это, кажется, тоже уже было.

      – Только тогда, – заметил Дэвид, – ваше лицо распухло и покраснело от слез, а сегодня…

      – Что – сегодня?

      Он рассмеялся:

      – Сегодня у вас появилось еще десятков шесть новых веснушек. А в волосах застряли сухие яблоневые листья и трава.

      Мы поехали в Элви. Верх машины был опущен, и мои волосы разметались по лицу. Дэвид нашел старый шелковый шарф в бардачке, дал его мне, и я повязала им голову.

      Когда мы подъехали к участку, на котором велись дорожные работы, светофор горел красным, поэтому мы остановились и смиренно ждали. За нами колонной выстраивались другие машины.

      – Не могу избавиться от чувства, – вдруг сказал Дэвид, – что, вместо того чтобы выпрямлять этот участок дороги, было бы гораздо лучше снести мост и построить на его месте новый… Или сделать