Падение Рудры. Павел Сергеевич Шубин

никому родственником и не числился.

      – Ха, ха, ха, – засмеялись все. Даже сын Тория и тот не удержался и хихикнул в кулак, хотя и очень не хотел расстраивать отца, но уж больно как смешно было сказано про свадьбу.

      – Мой господин, Сахердан Мудрейший, говорит: «Не открывай дверь, которую ты не в силах закрыть», – продолжил Ахиахар.

      – Вот, вот, – поддакнул Зартошт аль Шахзад. – Где гусь появился, там кур не жалеют! Как бы и нам не попасть под раздачу сосед вместе с тобой!

      – Вах, вах, вах! Ха, ха, ха! Вах, вах, вах!

      – Что скажешь, дядя?

      – Вспомнил я пророчество Амоса, – ответил на эти слова Давид, роняя слезу, – как он сказал: праздники ваши обратятся в скорбь, и все увеселения ваши – в плач.

      На том, в тот вечер и разошлись.

      Утром, Давид проснулся поздно. Хотя и лег спать во дворе дома под глубоким звездным персидским небом, вдыхая яркие ароматы цветов и наслаждаясь в ночи шелестом листьев платана, но утром почувствовал себя больным. Отяжелевшая как медный котелок голова звенела после сна. И выпили-то вчера немного, да и закусили так себе, но левая половина лица, почему-то, ощутимо побаливала. Слегка подташнивало и в глазах стоял туман. Окружающий мир двоился и троился. Шея хрустела и предательски отказывалась двигаться.

      А еще воробьи, с утра пораньше облепившие ветви платана, весело чирикая так усердно гадили сверху вниз, что покрыли своим пометом не только половину двора, но прицеливались даже и на хозяйское ложе. Им помогали еще и пронырливые ласточки. В итоге от птиц небесных досталось и самому Давиду. Но это было не так неприятно, неприятна была возникшая враз болезнь.

      Болезнь не приходит кстати ни к одному из нас. У Давида же была своя веская причина хранить свое здоровье: жизнь изгоя, в любой момент могущего оказаться преследуемым, спасающейся от когтей тигра ланью, требовала не расслабляться и не болеть.

      Супруга предложила скорее обратиться к известному во всем городе Ниневии лекарю по имени Балтазавр ибн Зераббабэль, астрологу, поэту и врачу. О нем шла слава, как о сильном маге, настоящем кацаапу, понимающем в черных приворотах и отворотах лучше любого казенного звездочета.

      Давид, хоть и чувствовал себя скверно, но заартачился:

      – Когда я жил в стране моей, – обратился Давид к жене со словом легкого назидания, попытавшись лежа принять позу учителя, – в земле Израиля, будучи еще юношею, тогда все колено Неффалима, отца моего, находилось в отпадении от дома Иерусалима. Как все отложившиеся колена приносили жертвы Ваалу, юнице, так и дом Неффалима, отца моего. Я же один часто ходил в Иерусалим на праздники, как предписано всему Израилю установлением вечным, с начатками и десятинами произведений земли и начатками шерсти овец и отдавал это священникам, сынам Аароновым, для жертвенника».

      Тут Давид призадумался, словно вспоминая что-то. Но на самом деле он так хотел «выдержать паузу», чтобы придать своим словам больший вес. Однако Анна смотрела на мужа однозначно скептически, и Давид разочарованно продолжил.

      «Когда