Дух Серебряного века. К феноменологии эпохи. Н. К. Бонецкая

посвященных Аполлону, которые почти всерьез можно рассматривать в качестве религиозных гимнов, местами – молитв. Мы имеем в виду цикл «Алтари в пустыне», из которого хочется привести полностью первое стихотворение: оно иллюстрирует только что сказанное и имеет, так сказать, характер религиозной программы.

      Станет солнце в огненном притине,

      Струйки темной потекут жары…

      Я поставлю жертвенник в пустыне

      На широком темени горы.

      Дрем ветвей, пропитанных смолою,

      Листья, мох и травы я сложу,

      И огню, плененному землею,

      Золотые крылья развяжу.

      Вспыхнут травы пламенем багровым,

      Золотисто-темным и седым,

      И потянет облаком лиловым

      Горький, терпкий и пахучий дым.

      Ты, Ликей! Ты, Фойбос! Здесь ты, близко!

      Знойный гнев, Эойос, твой велик!

      Отрок бог! Из солнечного диска

      Мне яви сверкающий свой лик.

      Жертвоприношение Аполлону, изображенное этими стихами, эзотерически, при учете теософских идей, которые, по собственному свидетельству Волошина, были ему «точно <…> врождены»[167], оборачивается каждением Христу: «отрок-бог», чей лик его поклонник распознает на солнечном диске, – великий солнечный дух, Христос теософской традиции. Переносясь мысленно туда, где в древности совершалось почитание Аполлона, Волошин возносит «зарному богу» молитвы. Образ Аполлона – то ли кумир, то ли икона, создаваемая поэтом, – отмечен влиянием концепции Ницше, с одной стороны, и филологических изысканий Иванова – с другой.

      Ликодатель, возвестивший каждой твари: «Ты еси»!

      Зорю духа, пламя лика в нас, Ликей, – не угаси!

(«κλητικοί». Из цикла «Алтари в пустыне». 1909, Коктебель)

      Здесь «начало индивидуации» Ницше («лик», индивидуальный «дух») у Волошина встречается с религиозно-этическим тезисом «ты еси» Иванова, ставшим заголовком его известной статьи. А в стихотворных строчках из «Дэлоса» мы находим имя – характеристику Аполлона, которая будет разработана в волошинском трактате «Аполлон и мышь», – «вождь мгновений». Серию гимнов Аполлону Волошин завершает ницшеанским философским мифом о братьях-богах, сыновьях Зевса («Дельфы»):

      В стихийный хаос – строй закона,

      На бездны духа – пышность риз.

      И убиенный Дионис —

      В гробу пред храмом Аполлона!

      Осмыслить и описать Волошина в качестве почитателя Аполлона представляет большой интерес. Проблема религии Волошина неизбежно всплывает, если мы хотя бы вскользь затрагиваем феномен «коктебельского мудреца» и его общины: Дом Поэта, как и ивановская «Башня», овеян эзотерически-культовой атмосферой. В ряде воспоминаний о Волошине встречаются описания разного рода квазирелигиозных обрядов с его участием: то он выступает как местное божество, genius loci, принимающий поклонение от духов стихий; то

167

Волошин М. История моей души. М.: Аграф, 2000. С. 133.