Феномен Евгении Герцык на фоне эпохи. Н. К. Бонецкая

невозможно; духовные биографии Евгении и Аделаиды Герцык развивались в сторону преодоления «беспочвенности», обретения религиозной веры.

      Первый спасительный импульс пришел извне, как протянутая утопающему дружеская рука: она извлекла сестер из александровского болота (именно так было дано воспринимать в общем-то хороший провинциальный городок этим душам) и перенесла в южный цветущий край, богатый древней памятью, экзотическими в глазах жителей Севера традициями, – на таинственную землю Крыма, где сама природная атмосфера обновляет, очищает дух человека. Семья Лубны-Герцыков не была чужой в этих местах: дед Ади и Жени был участником обороны Севастополя в Крымскую кампанию середины 1850-х гг., для переезда туда семьи почва отчасти была подготовленной. Решающим оказался романтизм главы семейства: Казимир Антонович страстно любил море, и случайные обстоятельства службы позволили ему осуществить свою давнюю мечту. Впрочем, Герцыки еще вернутся в Александров, когда отцу поручат возглавить строительство железнодорожной ветки на Иваново; окончательно северные леса они покинут лишь в 1898 г. Однако в мрачном существовании сестер Герцык благодаря открытию Крыма уже в 1891 г. появляется просвет. Более того: в Крыму они обретают духовную родину, от которой не отреклись и впоследствии, когда Европа была изъезжена ими вдоль и поперек, когда своими для них стали Рим, Неаполь, Париж (не говоря уж о Москве)…

      В «Воспоминаниях» Е. Герцык замечает, что впервые они с сестрой осознали, что «мир глубок», лишь тогда, когда открыли для себя в начале 1900-х гг. Ницше. Парадоксальным образом именно этот непримиримый борец с метафизикой указал им на существование бытийственной тайны, а его философия, чреватая безумием, спасла от безумия запутавшуюся в своей борьбе с современностью Аделаиду[30]. Об этом мы подробно будем говорить в той главе нашей книги, которая специально посвящена русскому ницшеанству. Пока же заметим, что на самом деле глубину мира Евгения и Аделаида ощутили уже задолго до встречи с Ницше – под влиянием Крыма, – но тогда этот душевный сдвиг до их сознания не дошел. В крымских разделах «Воспоминаний» Евгения мастерски показывает, как Крым, сразу же захвативший сестер своим невиданным пестрым обличьем, шаг за шагом сам вел их к своему сокровенному существу, к своей тайне. Поначалу они упивались тем, что лежит на поверхности, что показывают туристам, – этнографически яркими, броскими крымскими буднями: кипением базарной толпы, горами винограда на телегах, картинными стариками в чалмах и сценками с участием дерзких матросов. Дворцы – но и пещеры, где ютилась беднота, подозрительные трущобы – примета крупного порта (Герцыки поселились в Севастополе), бухты, военные корабли… Смысл всей этой хаотической на первый взгляд жизни сообщало дивное, бескрайнее – опять-таки увиденное впервые! – сине-золотое море. Адю, девушку на выданье, завертела светская жизнь, даже наметился жених – морской офицер. Как и младшая сестра, по натуре она была страстной,

30

См.: Герцык А. Мои романы. С. 409.