Избранное. Том 2. Михаил Шустерман

зоны комфорта,

      Изымается старость абортом,

      Отправляясь в библейский круиз.

      Как спецы поэтических специй,

      Еретичствуем я и Гельвеций

      В небожественном спектре луны…

      И ядром, что напичкано рванью,

      На подушках диванных буяню

      И стреляю не с той стороны.

      Письмо другу

      Чего ж тебе всё не живется, старче?

      То ль белый свет серее стал и марче,

      И выпал пиками бубновый интерес…

      Ты вспоминаешь время до потопа,

      Коммунистическую версию гоп-стопа

      И интеллектуальный политес.

      Что ж ты к земле всё прижимаешь ухо,

      Ждёшь молодильных яблок для старухи

      И долго объясняешься с детьми…

      Присев, часами выбираешь позу,

      А ночью – многословно пишешь прозу,

      Ложась на содержание костьми.

      Всё бегаешь от идеала множеств,

      И промысел не понимаешь Б-жий…

      Как птичка – мало ешь и мало пьёшь.

      Перед отрезом мысли семь раз меришь,

      С опаской открываешь людям двери

      И звёздного гонца всё время ждёшь.

      Уже не веришь телу ни на йоту.

      Жизнь тянешь, как певец глухую ноту,

      Заглядываешь истине под юбку…

      Другие, те, что выглядят иначе,

      Неинтересны, словно мелочь после сдачи,

      И Дантов ад – уже не душегубка.

      К успеху нынче не пылаешь страстью,

      Остаться хочешь целым, а не частью,

      И прячешь за ворчанием любовь…

      Всё чаще ищешь золото в молчанье

      И массой заполняешь дыры в пране,

      Пятная ручкой белизну листов.

      Прости себя – не ты тому виною,

      Что твоё время проживаю мною

      И жгу свечу забвенья с двух концов…

      В себе я вижу каждого второго

      И верю, что в начале было слово

      Таких, как мы, забытых мудрецов.

      «Старые стали мы, старые…»

      Старые стали мы, старые…

      Порознь бредущие парою,

      Полные и сухопарые —

      Дети осенней зимы…

      Пренебрегая одеждою,

      И, расставаясь с надеждою,

      Будущим тянемся к прежнему,

      Нос наблюдая с кормы.

      Старые, но не исконные,

      Как пассажиры вагонные.

      Их измененья сезонные

      Прочим почти не видны…

      Телом своим озабочены,

      И, привыкая к обочине,

      Прячем в себе червоточину

      Болью души и спины.

      Все вполовину нездешние.

      Но не святые, а грешные,

      Держим привычки потешные

      В строгой недвижности лиц…

      Ищем в толпе одиночества,

      И не понять, что нам хочется,

      Ждём напоследок пророчества

      О приближенье границ.

      Люди, стыдливо неловкие,

      Хвост мы не держим морковкою

      И наблюдаем за бровкою

      Бурю опавшей листвой…

      Жизнью слегка заторможены,

      Годы в ломбарде заложены,

      Тропы, что нами исхожены,

      Снова