Избранное. Том 2. Михаил Шустерман

не поэт, насильник чести,

      И не сидится мне на месте —

      С избытком задаю я жару

      Всем обтатаренным хазарам.

      И в гуще отрицаний прочих,

      Отрину всех, на них охочих.

      Ведь жизнь – говно, и смрад её

      Определяет жадовьё.

      С их помазанием и мирром

      Ты не закроешь мира дыры.

      Я всей поэзией моей

      Не уважаю жидовей.

      Ведь, если русский просто быдло,

      То жидовин – его повидло.

      Коль русака немного сжать —

      Он начинает вылезать.

      В своей поэзии высокой,

      Из них выжамкиваю соки.

      И их шумерские истоки,

      И небиблейские пороки.

      Всё влезет в жерло мясорубки,

      Леса годятся для порубки…

      И, доворачивая ручку,

      Я собираю мысли в кучку.

      И всё выходит очень просто,

      Жизнь – от рожденья до погоста,

      И со словами и без слов,

      Вся – от жирка и до мослов,

      В ней истина одна и та же:

      Что правды нет – а есть погаже,

      Что есть жады и в каждом жаде

      Нам что-то, или кто-то, гадит.

      То срёт в культуре, то в науке,

      А то – в твоём нерусском внуке.

      Порой – в словесности российской,

      Всегда – обрезанною писькой.

      А их жадовская деньга —

      И зелена, и дорога.

      Я своим взглядом – мир объемлю!

      За нашу правду жру я землю.

      Пускай разделятся навек:

      Там жидовин, здесь – человек.

      А между ними полукровки

      Снуют, как божий коровки.

      Я – за российскую бузу

      Я – за оплату и пайцзу

      За толерантность несвободы

      И за естественные роды.

      И в жопу ЛГБДТ,

      Их НТВ и ОРТ.

      Они ж, мля, эти супостаты,

      И все нахальны, и пейсаты.

      Ещё чуть-чуть загнуть носяры —

      И натуральные жидяры.

      Им мало спёртого по блату

      В степях арабских каганата.

      Нет, на российские просторы

      Нацелились, жуки и воры.

      Ну, мы вас встретим в полный рост,

      И приготовим ходоркост.

      Мы вам пообрезаем жалы

      И всех отправим за Уралы.

      Я, как прозаик и поэт,

      Осознаю теченье лет.

      Я вам открою свой завет:

      Всяк жад хорош, когда скелет.

      И неча скалить рот, балды,

      Послушайте меня, жады,

      Святая Русь – лишь русских мать, —

      Чтоб их любить и их имать.

      И если вы о ней скулите,

      То не на русском – на иврите.

      Сыны по матери, по русской —

      Родные норды и этруски,

      Плюс скифы, викинги и чудь,

      И позабытый кто-нибудь —

      Привет – на этом я кончаю.

      И вместо кофе пью я чаю.

      Я сам шуткую, сам быкую,

      Когда смиряюсь, то бунтую.

      Побрившись бритвою Оккама,

      Себе отрыл в России яму.

      А там – молчание ягнят.

      Мне даже