Название | Избранное. Том 2 |
---|---|
Автор произведения | Михаил Шустерман |
Жанр | Поэзия |
Серия | Озарения (Интернациональный Союз писателей) |
Издательство | Поэзия |
Год выпуска | 0 |
isbn | 978-5-907564-40-4 |
Работал учителем, директором школы, лектором, учился в Высшей партийной школе в г. Киеве в 1981–1983 гг.
В 1990 году эмигрировал в Израиль, где после окончания курсов Техниона в г. Хайфа работал учителем в старших классах средней школы «Ронсон».
В 2001–2005 гг. заочно учился в аспирантуре Санкт-Петербургского государственного университета, где в 2005 году защитил кандидатскую диссертацию по компьютерным методам исследования химических процессов. Автор двух научных статей.
Окончил двухгодичные курсы общественных лидеров израильской партии «Авода».
В 1996 году после долгого перерыва написал первый сборник стихов на русском языке, а в 2000-м – на иврите.
В течение последующих лет выпустил ряд поэтических сборников на обоих языках. Автор уникальных переводов на иврит стихов Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама и Иосифа Бродского.
Член-корреспондент Международной Академии науки и искусства Интернационального Союза писателей.
«Я не виню себя ни в чём…»
Я не виню себя ни в чём.
Пусть глупо я глаза таращил,
По телу буйствуя бичом.
И, жизнь укладывая в ящик,
Я не виню себя ни в чём.
Лечил истерикой ума,
Ковал себя холодной ковкой.
Не строил, но любил ломать,
В еде пренебрегал готовкой,
Чтоб время жизни не терять.
Что знал – ни с кем я не делил,
В других умах не повторяясь.
И потому дышал, что жил,
Свою исчерпывая малость,
Которую по каплям слил.
Откладывал икру и яйца,
Берёг небесную пайцзу…
Разбрасывал дары данайца
На те вершины, что внизу,
Слияньем клавиши и пальца.
Белея, распадутся дни
В изысканной аптечной коме.
Был я – останутся они
С ненужным блеском на изломе
Льда, в окруженьи полыньи.
Свет короток, а ночь бледна.
Мне чёрные карлицы снятся…
И грешных помыслов цена
Равна невписыванью в святцы
Имён, хранящих времена.
Прощаю. Слабость не порок.
Не вышло. Колокол сорвался.
Забыл пророчество пророк,
А тот, который мною звался,
Уже не мною быть не мог.
Ушёл. Повинен и прощён.
В звериной стае бессловесен.
Так и не высказанный сон
Не отыскал слова для песен,
Пропал – невидим, невесом…
Я каждый, кто застыл во льду
Недосягаемости вышней,
Ненужный, я ещё приду,
Чтобы уснуть под вашей крышей,
Стихи оставив на виду.
«Я чувствую вину за то, что не случилось…»
Я чувствую вину за то, что не случилось,
За то, что не сбылось, а сбыться бы должно…
За то, что сердце дня неравномерно билось,
За то, что жизнь моя проходит стороной.
Я говорю себе – тебя никто не видел.
Несделанному мной есть тысяча причин…
Я чувствую вину за то, что не обидел,
Что мерами я не отладил величин.
За то, что не сказал «спасибо» за услугу,
За то, что в щёку мать неловко целовал…
За то, что наливал я спившемуся другу
Палёного ерша в его пивной бокал.
Пускай мой груз вины не так катастрофичен
И кафкианской тьмы пока что не достиг —
Я виноват за то, что я до скучного обычен,
Что Сольвейг не моя, и я, увы, не Григ.
Преступно отделять вину от покаянья,
Во искупленье лгать, пусть даже и слегка…
Я страшно виноват, что я пока не ранен,
До ужаса стыжусь, что не убит пока.
И кто бы ни был я – пусть Козерог, пусть Овен,
Тем, в дюжину чей знак небесный не вошёл…
Я чувствую вину за то, что не виновен.
И там, где вянут все, лишь я бесстыдно цвёл.
Нет, я не адвокат. Себе я обвинитель,
Я свой скелет в шкафу, трепещущая тварь…
Мне вечная вина –