Зов костяных кораблей. Р. Дж. Баркер

становилось не по себе. С такими многочисленными остановками они перемещались по кораблю, и, если дети палубы обращали внимание на ветрогона, никто из них не подавал вида. Они с юмором относились к его манере подражать офицерам, многие с трудом сдерживали смех.

      В каюте Миас они некоторое время стояли, пока она изучала корабельный журнал. На столе лежали листы пергамента, на каждом – запись, сделанная ее красивым почерком, и, когда они вошли, Миас собрала бумаги, свернула в конус и подожгла от тусклосвета, горевшего у дальней стены. Когда пергаменты разгорелись, она открыла одно из задних окон каюты и выбросила пергаменты, где они навсегда затерялись в волнах Разбросанного архипелага, и только к лучшему – если Джорон правильно понял, что было на них написано: списки тех, кого она считала верными, и тех, кто оставался опасным, – возможно, там же имелись планы борьбы с последними.

      – Ветрогон, – сказала Миас.

      – Супруга корабля, – ответил ветрогон и склонил повернутую набок голову, чтобы оглядеть ее поверх стола.

      – Ты сказал, что нам следует убить остальных ветрогонов? – начала Миас.

      – Лишенные ветра, – повторил он странное имя и трижды щелкнул хищным клювом.

      – Ты говорил, что их следует убить. – Миас немного помолчала. – Лишенные ветра – почему?

      Ветрогон издал странный звук, фыркнул или шумно выдохнул через ноздри, после чего дважды повернулся на месте так, что взметнулись его перья и разноцветные одеяния.

      – Предатели! Похитители яиц! Сказители сказок! – Он замолчал, застыв в полной неподвижности. – Великая птица их ненавидит. – Он склонил голову перед Миас. – Убить всех.

      Миас смотрела на ветрогона, размышляя над его словами.

      – Я должна это обдумать, – сказала Миас. – Ты можешь вернуться в свою каюту.

      Ветрогон издал пронзительный крик и выскочил из каюты с поднятым вверх клювом, словно был существом великих достоинств, слишком важным для супруги корабля и ее глупых обычаев. Миас дождалась, когда он уйдет, и снова уселась на стул.

      – А что думаешь ты, Джорон Твайнер? Ты готов их казнить только из-за слов твоего друга?

      Он задумался.

      – Прежде – вполне возможно, – сказал Джорон и уселся на стул напротив Миас. – Но прежде я бы бросил ветрогона на произвол судьбы, чтобы избавиться от страха перед ним.

      – Ты думаешь, что он их боится? – Миас сверкнула глазами.

      У нее уже имелись собственные мысли на сей счет; конечно, иначе и быть не могло, они были у нее всегда. Он являлся для нее слушателем, которому следовало улавливать ее идеи и возвращать ей обратно, взглянув на них по-новому, как если бы они являлись странным и новым существом, поднявшимся из глубин.

      – Может быть, он их и не боится, но совершенно определенно испытывает дискомфорт, – ответил Джорон. – Он говорит о них с очевидной тревогой.

      – Он постоянно испытывает тревогу, – заметила Миас.

      – Но тут все иначе.

      Наступило