Поющая для Зверя. Лали Та

и особое свечение тела. По сути, это самое «свечение» было защитой тела от смертоносной радиации, испускаемой ядром нашей планеты. Без него, Гаяр фактически сгнил за считанные дни. Сгорел, живя в нашем дворце. Ничего ужаснее я в жизни не видела. Картины его разлагающегося тела до сих пор стоят у меня перед глазами.

      Потеряв мать, но обретя другого родителя, я думала, что смогу утешиться хотя бы этим. Но Сахад фан Дормейский оказался совсем не тем отцом, который был нужен девушке. Несмотря на весь свой неуёмный пыл и множество любовниц, я была его единственной дочерью-бастардом.

      Поняв, что отец не любит меня, и вовсе не собирается возводить на престол, вся знать и окружение относились ко мне, не блиставшей особыми талантами, в лучшем случае, пренебрежительно. В худшем же они могли позволить себе едкие шуточки и предложение разделить с ними ложе.

      Вначале я жаловалась отцу, но он только пожимал плечами, говоря:

      – В тебе моя кровь, Аиша, а значит, хоть что-то должно было передаться. Умей постоять за себя. Когда-нибудь я выдам тебя замуж за принца крови. И ты должна быть готова к тому, что не все примут тебя. Будь жесткой. Будь непреклонной. И тогда тебя будут бояться и обходить стороной.

      В общем, это был, пожалуй, самый мой длинный разговор с отцом. После этого, поняв, что я не обладаю его хваткой от слова «совсем», он махнул на меня рукой, и лишь изредка, на приемах, бросал сочувственно-пренебрежительные взгляды.

      Я мечтала о доме. Мечтала о том, чтобы вернуться назад, к матери и Эмиру… Но годы шли, и эта мечта становилась все дальше от меня. Таяла, словно туман Архаира в особенно жаркий день. Нарушить правило о невторжении в Архаир не посмел бы даже Мулцибер. Помощи ждать было неоткуда. Я была погребена заживо на этой прекрасной, цветущей планете, где все мне было чужим.

      Смыслом моей жизни теперь стало образование. Еще один камень преткновения с отцом.

      Все в его роду обладали способностью управлять сознанием. Подчинять человека любой расы себе и заставлять делать его все, что угодно. Все, что угодно.

      Моим же даром оказалось целительство.

      Мой учитель, один из самых древних мудрецов Архаира, Лавр, гордился мной. Сиял голубыми глазами, глядя на то, как я легко справляюсь с любыми ранами и говорил, что еще никогда в жизни не видел такого дара. Мне даже не обязательно было петь. Достаточно было произнести любую фразу нараспев, чтобы раны или тяжелая болезнь отступили.