Клюква со вкусом смерти. Наталья Хабибулина

входившего во двор Костю.

      – Наконец-то! Совсем парень заработался! – она достала из буфета тарелку с нарезанным хлебом, из печи вынула из загнётка большой горшок с горячими щами, приподняла крышку на чугунной сковороде, в которой уже с обеда томилась жареная на топлёном масле картошка. – Заждалась тебя! – Костя лишь улыбнулся на это приветствие своей хозяйки и с удовольствием поспешил устроиться за накрытым к ужину столом.

      – Вчера уснул, как убитый! Сегодня, поди, тоже сразу уляжешься в постель? – бабе Дусе не терпелось поговорить со своим постояльцем, которому, как она считала, надо было ещё много узнать. Об убийстве Анфисы они ещё не поговорили. Непорядок!

      Женщина устроилась рядом с уплетающим за обе щеки Костей и вкрадчиво спросила:

      – Узнали что новенькое про Анфиску?

      – М-м-м… – с набитым ртом промычал Костя, не в силах оторваться от вкусного ужина.

      Баба Дуся поняла это, как «нет» и продолжила:

      – Ну, тогда я тебя побалую интересными новостями. Слушать-то будешь?

      – Буду, – наконец смог ответить проголодавшийся постоялец. – Вы, баба Дуся, говорите, говорите! На меня не обращайте внимания! У меня только рот занят, а уши свободны! Вкусно так всё, как у мамы моей! – не удержался от похвалы Костя.

      Хозяйка расцвела от таких слов и с улыбкой потрепала парня за чуб:

      – Ишь ты! Знаешь, чем угодить старой! Что про маму сказал – молодец! И про уши – смешно! Тогда, значит, слушай! – она налила себе чаю и, прихлёбывая, начала свой рассказ: – Ещё недели за две-три до убийства Анфиски был такой случай. Я возвращалась из сельпо, а тут меня остановила Глафира, Анфисина свекровь. Они с невесткой как раз в огороде возились, грядки к зиме готовили. Ну, значит, стоим мы с Глашей, болтаем о том, о сём, о Гришке, сыне её говорим, а Анфиса-то в сторонке от нас возится. Тут смотрю я: она, значит, от грядки-то оторвалась, выпрямилась и так внимательно куда-то через забор глядит. Ну, глядит и глядит! Только взгляд её был какой-то тяжелый, нехороший, вот, будто змею какую увидела! Я даже, сказать честно, испугалась. Повернулась поглядеть, кого это она таким взглядом провожает, да только успела двоих мужиков краем глаза уловить: они уже в проулочек свернули. Ну, я не выдержала, да и спросила Анфису-то: «Это кого ж ты так, девка, обласкала-то таким взглядом?», ну, вроде, как пошутила. Так она на меня та-ак зыркнула, не хуже тех пронзила глазами, и зло так прошептала: «Петля по нему плачет!», в сердцах бросила работу и ушла в избу. Я у Глаши спросила, она только плечами пожимает, первый раз, говорит, невестку такой вижу. Она, Анфиска-то, и в самом деле, будто добрая была, никто не обижался на неё, правда, жила не так давно, но всё равно… Людей не обманешь!

      – Вы совсем не увидели тех, двоих? – заинтересованно спросил Костя, отодвигая, наконец, от себя пустые тарелки и принимая из рук хозяйки большую кружку с чаем.

      – В том-то и беда, что не увидела. Хотела уж даже следом побежать, любопытство разобрало, да тут вышла на крыльцо Анфиса, в жакете. Собралась, значит,