Тайна подземного зверя. Геннадий Прашкевич

Коломенское. Всякие там есть, но нет такого старинного. Даже неистовый Никон, посвященный в архимандриты, каждую пятницу наезжает к заутрени в придворную церковь, чтобы подолгу беседовать с государем о диковинных зверях, обитающих в разных сторонах Руси.

      Алексей Михайлович, царь Тишайший, прост.

      Он и богомолец усердный, и постник, и людей рассуждает в правду – всем поровну. Рассылает корма убогим, всячески вспомоществует, а вечером и в непогодь забавляется в Коломенском сказками бахарей – слушает про глубокую старину, томится и думает о державе. Необъятна держава, зыбки ее мысленные пределы, даже непонятно, где она кончается на севере, где на востоке? Вообще, как такую пространную державу держать в руках?

      Приведем носорукого, думал про себя Свешников, царь обрадуется:

      «Да что за такой зверь? Да почему с рукой на носу! Откуда такой невиданный?»

      Удивится, впадет в сильное изумление. Потрясенно обратится к собинному другу:

      «Кто такого привел?»

      Боярин Морозов охотно ответит:

      «Казак Степка Свешников».

      «Почему не слыхал о нем?»

      «А скромен, – пояснит Борис Иванович. – На глаза не попадается, далеко служен. Бывало, и воровал, – намекнет легонько, – но вины давно загладил».

      «Просит чего?»

      Вот тут Свешников и попросит.

      Шли.

      Собачки хорошо тянули.

      Собачья упряжка легко несет трехпудовые сумы да уметный неприкосновенный запас. Олешки тоже хороши в работе, но, устав, норовят лечь, а собачки, даже выбиваясь из сил, будут тянуть до края. Запуржит, завьет дымом снег, олешки полягут, не подымешь, а собачки до конца будут тянуть на неприметный дымок. А олешкам что? Они сендушные дети. Им нет дела до человека.

      Впрочем, Свешников на собачек смотрел хмуро. Случалось, снились ему собачки. Тогда просыпался со стоном, пугал казаков. Приподнимался на локте, стряхивал с себя заячье одеяло.

      Шли.

      На привалах прихлебывали кипяток на шиповнике.

      – Без благовести и крыночку не поставить, – нарочито громко жаловался Микуня Мочулин. – Нечистая сила враз чувствует слабину. Это всегда так. Меня много раз дразнила.

      – Ну?

      Получалось, что Микуне всегда не везло.

      Например, на Камне в Ильин день пошел в лес.

      Не надо ходить в лес в Ильин день, знал это, а пошел. Издали заметил большую черемуху, всю в ягоде, ну, подумал, оберу. А когда человек идет вот так без всяких сомнений, нечистая сила вокруг скопляется. Микуня идет, идет, а чудно в природе, и не приближается к нему черемуха.

      – Это лешак тебя водил, – знающе кивал Федька Кафтанов.

      – Зато здесь пусто. Никто не будет водить, – предполагал Микуня.

      – Ты что! – возражал Кафтанов. – И тут свой лешак.

      – А почему ж пусто?

      – Да он проиграл в кости свое зверье. И птиц, и зверей. Вот и нет никого, и самому стыдно, прячется.

      Гришка Лоскут, раздувая ноздри, интересовался:

      – А коли поймаем зверя, всем какая выйдет награда?

      – Ну, такая, что