Пассажиры. Алексей Смирнов

две дамы встали, и их не обойти! Им хорошо стоять!

      – У меня сзади есть место, где можно обойти и даже влететь. Встанете вон там – и будете читать, как баба-яга.

      – Совесть, совесть, совесть, совесть надо иметь…

      В другом троллейбусе

      Привлеченный истошными воплями татуированного кондуктора, я приоткрыл глаза.

      Возле кабины водителя лежало напитанное тело. Оно ворчало и пошевеливалось. Осоловелые глазки складывались в улыбку.

      Кондуктор остервенело колошматил его ногами.

      – Что, ни одного мужчины нет? Ни одного мужчины нет? Он же все заблюет, и будете нюхать! Вы будете нюхать, учтите!

      Я был мужчиной, но книжка попалась хорошая.

      Заголосили бабоньки.

      Одна вдруг вступилась за курлыкавшее тело:

      – Ему же больно! Его же милиция заберет!

      Ей вторила дородная дама с дородными руками и ногами, значительно обнаженная:

      – Хуеплетка! Нашлась хуеплетка! Вот иди и понюхай его!

      Огорченная хуеплетка уткнулась в морковную сумку.

      – Вы будете нюхать! – вконец разозлился кондуктор.

      Могучего нелюдя окончательно повалили в проход, татуированный кондуктор гвоздал его, гвоздил и гнобил.

      – А нечего! Сел – и вышел! Где билет?

      Он столкнул чудовище на ступеньки. Оно добродушно щурилось и порыкивало.

      – Хуеплетка, – раздалось сзади.

      Я выжидал.

      Едва нелюдь соскользнул на ступеньки, настал ответственный момент. Я – как мужчина – сорвался с места и вытолкал вурдалака взашей.

      Он остался стоять на остановке, не понимая, что больше не едет. Свиные глазки посматривали в поисках автобуса без хуеплеток, дородных валькирий, татуированных властей и лысых литературных героев.

      Тут он и подошел, такой мирный автобус, и он вскарабкался внутрь.

      Дискурсы и визуальные ряды

      Совершенное обыденное, серенькое утро, безумное.

      Сажусь в полупустой троллейбус, подо мной проваливается сиденье – удивительно, ведь я по ряду причин похудел килограммов на десять. Ко мне спешит старушечка; она – кондуктор, излучающая лучи лицом и не только.

      – Почирикаем, родненький! – И целится датчиком в меня и мой билет. – Это моя зарплата!

      Ну, почирикаем. О чем бы это почирикать? Ну, извольте.

      …Вот, еду дальше в метро, давно не видел рекламу каши. И вижу-таки ее, оглашаемую мужчиной с милицейской фамилией Быстров:

      ОТ ГОДА ДО ТРЕХ ДЛЯ ЛЮБИМЫХ КРОХ

      Могут дать условно, если не докажут сбыт.

      Крестьянская элита

      Ехал в метро.

      Вошел гугнивый и громогласный – обязательное профессиональное условие – коммивояжер. И затрубил, а лицо тоже не без врожденного перекоса:

      – Лучший в России элитный журнал Крестьянка!… Ба-ба-ба-ба-ба…

      Напротив меня сидели мужики, такие тоже сложные, и вот один ожил:

      – А ну замолчал быстро!