Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь. Джим Батчер

решил, что мне не хочется знать, где она еще сделала себе пирсинг. Не хочется, и все тут, твердо сказал я себе. Пусть даже в самых… гм… интригующих местах.

      Но подождите, и это еще не все.

      Слева на шее виднелась татуировка в виде извивающейся змейки, хвост которой скрывался где-то под воротом футболки. Еще один узор – какие-то петли и спирали – украшал правую руку выше локтя.

      Молли смотрела на меня, выгнув бровь в ожидании реакции. Поза и выражение лица должны были говорить, что ей безразлично, что я о ней думаю, но я буквально кожей ощущал исходившие от нее неуверенность и волнение, как она ни старалась их скрыть.

      – Давно не виделись, – произнес я наконец.

      – Привет, Гарри, – отозвалась она. Эти слова снова прозвучали немного необычно, и я заметил, как блеснуло на кончике ее языка золото.

      Ну да, конечно.

      – Как-то это странно, – заметил я. – Ты не слишком похожа на арестованную.

      – Ну… да, – пробормотала Молли. Она старалась говорить спокойно, но ее лицо и шея виновато покраснели. Она неуютно переступила с ноги на ногу, и во рту что-то звякнуло. Надо же – она стучит своим пирсингом о зубы, когда волнуется… – Э… Наверное, я должна извиниться. Э…

      Она замялась. Я не торопил. Пауза затягивалась, но у меня не было ни малейшего желания помогать ей выбираться из этого положения.

      Мыш сидел между нами и пристально смотрел на нее.

      Молли улыбнулась и потянулась погладить его.

      Мыш напрягся, и из груди его вырвался негромкий рокочущий звук. Молли снова потянулась к нему, и предостерегающий рык вдруг сделался громче.

      Последний раз Мыш рычал на одного съехавшего с катушек чернокнижника, который едва не измолотил меня в труху и призывал двадцатифутовую кобру, чтобы та убила мою собаку. Правда, Мыш сам ее убил. А потом – по моей команде – и чернокнижника. Теперь он рычал на Молли.

      – Повежливее, – строго сказал я ему. – Это друг.

      Мыш покосился на меня и снова замолчал.

      Он терпеливо позволил Молли почесать себя за ушами, но его напряженная поза не изменилась.

      – Когда вы завели собаку? – поинтересовалась Молли.

      Мыш выказывал беспокойство, но не так, как в случаях, когда рядом находились по-настоящему серьезные нехорошие парни. Занятно. Я старался говорить как можно нейтральнее.

      – Пару лет назад. Его зовут Мыш.

      – Что это за порода такая?

      – Вестхайленд-собакопотам, – ответил я.

      – Ну и громадина.

      Я промолчал, и девица покраснела еще сильнее.

      – Простите меня, – выдавила она наконец. – Я вам соврала, чтобы вы приехали.

      – Правда?

      Она скривилась:

      – Извините. Мне… мне правда очень нужна ваша помощь. Я просто подумала, если я поговорю с вами об этом лично, вы, может… То есть…

      Я вздохнул. Какой бы интригующей ни представлялась ее футболка, Молли оставалась еще совсем ребенком.

      – Будем называть вещи своими именами, Молли, –