Дневник инвалида. Александр Кондратьев

наверное, свет кажется очень ярким, режет глаза. Куда-то в шею капает капельница, в животе дренаж, в ноге – тоже, из ноги торчат какие-то железки, пальцы вроде обычного цвета, значит, ногу все-таки спасли.

      Где-то рядом суета, слева от меня реанимируют больного. Из правой руки его тоже торчат железки, как у меня, видно, какой-то способ фиксации перелома, откуда-то из тела на уровне пояса торчат такие же железки – как будто внешний каркас, наверное, фиксируют кости таза. На голове повязка, вся в крови, из головы дренаж, на животе повязка и тоже дренажи. На кисти татуха, такая же, как у Сани… Черт, это же Саня! Я пытаюсь что-то крикнуть, приподнять голову, но отключаюсь.

* * *

      Мои руки и ноги были привязаны, время тянулось невыносимо медленно, я чувствовал крайней степени изнеможение и невыносимую боль поочередно с наркотическим опьянением от лекарств, а зачастую и то, и то одновременно. Периодически слышу надоедливый писк кардиомонитора, чувствую, как меня перестилают, моют и вытирают дерьмо, обрабатывают пролежни на крестце, вытаскивают дренажи из живота, чувствую, как мне в желудок и легкие суют какие-то трубки через рот. Слышу разговоры медиков рядом с моей койкой:

      – Повезло ему, что дежурил Романцев, другие бы ногу не спасли, да и хирурги молодцы, постарались. А мотобанда его и в прошлый раз помогала, и сейчас.

      – Да, если бы не его братия, точно бы он помер. Помнишь, в прошлый раз они притащили столько антибиотиков, что даже остались лишние, им только дай задание, они всегда помогут.

      – Да уж, везунчик.

      Я пытаюсь что-то сказать, но нет сил открыть рот или веки. Я просто мешок.

* * *

      Жуткая жажда. Хочется пить так, что лучше умереть. Открываю глаза и пытаюсь что-то сказать, но чувствую, что воздух не доходит до голосовых связок, я делаю еще усилие, но все бесполезно, воздух вырывается откуда-то из шеи. Я кричу изо всех сил! Но произношу пересохшими губами только тишину.

      – Петров очнулся! – кричит кому-то медсестра – симпатичная, молоденькая, хрупкая, и как только она работает в этих условиях, сутками не спать, ворочать здоровенных мужиков, всегда быть начеку. – Ты два раза в мои смены чуть не умер, Петров, а сейчас очнулся, ну наконец-то! Мы думали, помрешь. – Мне показалось или она улыбается? За медицинской маской не видно.

      – .....

      – Что-что? А, сейчас, – она затыкает пальцем что-то на моей шее, – теперь говори.

      – Пить…

      – Ну конечно, сейчас… погоди немного, чуть позже, у нас там тяжелый поступил, у тебя трахеостома стоит, поэтому тебя и не слышно, – и она ушла.

      –.... – снова произношу тишину. Хочется пить так, что лучше умереть.

* * *

      После того как пришел в себя, прошел не один день. Но сегодня я проснулся со странным ощущением, я не мог понять, то ли это перебои в работе сердца, то ли просто волнение. Окна были открыты, но в помещении все равно было душно, кажется, уже наступило лето. Думал о Машке и Сане. Из «трубок» в организме осталась только капельница в руке. Трахеостому удалили, шею зашили. Каждый день заходит Романцев,