Хочу твою любовь. Матильда Аваланж

по-настоящему был, ей нечего бояться ночи.

      – Занятный тип этот Брадшо, – проговорил Гэбриел, закуривая черную сигарету с золотым фильтром. – Дай ему волю – вешал бы всякого осужденного на каждом городском столбе, при этом искренне веря в то, что делает правое дело. Все-таки нет ничего страшнее фанатиков с добрыми намерениями.

      – Быть может, исчадье ада со злыми? – негромко отозвалась Рори и тут же пожалела о сказанном.

      – Кто сказал тебе, что мои намерения злы? – в его голосе вроде бы искреннее удивление, но это насмешка, которую он даже не пытается скрыть.

      – Как же то, о чем говорят Дети Надежды? О чем написано в Библии? Как быть с концом света? – она не могла поверить, что действительно говорит ему все это, испытывая смутное ощущение, что стоит на самой высокой и самой узкой перекладине электрической вышки на уровне ста двадцати метров над землей.

      – Я тебя умоляю, Рори, – Гэбриел Франсон глубоко затянулся, выдохнув дым в холодное ночное небо. – Библия – всего лишь раздутый пресс-релиз, который, если честно, я бы даже не назвал особо удачным. Изнасилования, каннибализм, инцест… Нормально, по-твоему? Но личный бренд сейчас решает все, а он действительно вложился в его развитие. Если все пошло удачно – на то его воля. Если нет – пути его неисповедимы. Люди ищут в Библии откровение. Что они находят? Может произойти что угодно. Это не конец света, Аврора, это всего лишь смена правления, которая, между нами говоря, назрела уже давно.

      – Не знаю, какую роль вы в этом уготовили мне, – внутри нее все гудело, точно напитанное мощнейшим электричеством. – Но я бы не хотела участвовать… если вы не против, конечно.

      – Я же просил оставить это дурацкое «вы», – сокрушенно покачал головой он и цокнул языком. – Раздражаешь меня… А когда я бываю раздражен, я… становлюсь неприятен.

      Переход от доброго дядюшки к кому-то совершенно незнакомому, жутковатому и озверело-прекрасному был слишком резок. Аврора и пикнуть не успела, как оказалась притиснута к калитке, задравши локоть и впившись в витой кованый элемент, словно желая найти в нем спасение.

      – Ты догадываешься, – этот голос звучит около самого уха и Рори с ужасом чувствует, что от одного его звука тело становится безвольным, как бланманже, а в сознании вспыхивает калейдоскоп непозволительно развратных картин.

      – Вряд ли есть та, что сможет устоять перед самим дьяволом, – сквозь силу прошептала Аврора, пытаясь дышать через раз, чтобы не обонять его запах – древесный, землянистый, янтарный, ромовый – он сводил с ума. – Нечестная игра, но кого это удивит?

      – Ты можешь, мицара. Можешь, но не хочешь.

      Он лжет. Рори прикрывает глаза, до боли вцепившись в холодный металл решетки за спиной, как будто это как-то может помочь и изо всех сил пытается заставить себя опомниться, прекратить этот психоз. Но все, о чем она может думать – если сейчас он ее не поцелует, она умрет, у нее просто-напросто разорвётся сердце.

      Гэбриел Франсон знает об этом – и он медлит.

      – Кто