Все мои лица. Ю_ШУТОВА

неё распахнутые, чуть удлиненные к вискам глаза. Золотистые радужки – тягучий взгляд. Смотрит, будто тянет ложку из густого меда. Глаза – первое, что видишь. Скулы, щёки, нос, губы, подбородок – безукоризненные линии. Немного портят дело разлохмаченные светлые патлы, условно заплетенные в небрежную коску.

      Я её не знаю.

      Руки у меня дрожат, лицо за стеклом колеблется. Колеблется полуулыбка.

      Поднимаю взгляд на Олега, спрашиваю молча: «Кто это?»

      – Это ты, – его глаза смеются. – Нравится?

      «Не знаю», – молча отвечаю.

      За окном палаты пляшет ветер. Треплет жёлтые кусты, срывает с них листья, носится с ними по дорожкам и, прискучив, швыряет в лужи: «Плывите, тоните, мне всё равно». Ладони мои упёрты в подоконник, смотрю сквозь стекло, слежу за беготнёй листьев. Но краем глаза – за собственным полупрозрачным отражением. Не изменилось ли? Не превратилось ли, как незадачливая принцесса Фиона, обратно в монстра? Новое лицо кажется мне хрупким, тонким, просто плёночкой поверх того, старого, страшного. Я боюсь трогать его руками, вдруг расползется под пальцами, выпуская наружу красные росчерки шрамов. Боюсь улыбаться, вдруг растрескается, осыплется штукатуркой. Может быть, до завтра я привыкну к нему, перестану считать чужим. И вернусь к своей прежней жизни – детдом, школа. Прежней и в то же время новой. Ведь у меня есть не только лицо. У меня есть будущее, ключик к которому спрятан в дно косметички.

      – Ну что, зайка, домой? – старшая медсестра басит с порога, тряся бумажками.

      – Как домой? Завтра же вроде?

      – А чего тянуть-то. Олег Викторыч тебя выписал. Вот, все документики. С собой заберёшь. Тут мне подпиши, – сует мне шариковую ручку, листы ложатся на подоконник, – и вот тут, – наманикюренный ноготок упирается в раскиданные галочки.

      – Ну, собирайся, – на круглом, уже начавшем обвисать, лице довольная улыбка, будто это она сделала всю работу, будто это ей я должна быть благодарна.

      – А-а-а… Олег Викторович? – я хотела спросить, он что, даже попрощаться не зайдёт, но притормозила.

      Но Маркеловна поняла правильно. Улыбка её чуть съехала на бок, стала ехидной:

      – Он уже домой уехал. Рабочий день закончен, детка.

      Завтра за мной должна была заехать директриса. Не то, чтобы это входило в её обязанности, но Броненосец считала своим долгом встретить меня. Машка тоже собиралась. Все-таки выход на свободу. Некоторая торжественность не повредит. Звонить директрисе я не стала. Сама доберусь, в куртке завалялась полташка, на автобус хватит.

      Через полчаса я одиноко торчала на остановке под меленьким дождиком. Белая машина подъехала, остановилась и побибикала. Я не отреагировала. Тогда машина откинула дверцу и выпустила Олега.

      – Эй, – он помахал рукой, – забирайся, подвезу тебя. А то промокнешь.

      Забралась внутрь, и тут же мне на колени лёг тугой букет бордовых роз.

      – Это тебе. Понюхай, как пахнут. Особый французский сорт.

      Ненужное объяснение. Взрослый же человек. Я что подумала