Блокnote. Никита Цымбал

досмотрели?

      – Да ты чё, я воробей стреляный, не ссы.

      Нас перебивают:

      – Молодой человек! Да-да, вот вы. Держите документы, просим прощения за доставленные неудобства, – меня любезно доводят до металлической двери.

      – Merci, господа.

      Смотрю попутку, стоит мой минивэн, и это радует, именно теперь очень даже радует. Сажусь, водитель пристёгивает ремень и шёпотом говорит:

      – Ай, брат, что ты так, они же как собаки, только ты повод дай, волки, волки, брат.

      – Всё хорошо, не переживайте, – говорю я ему. – Всё чисто, – говорю я ему, и он замолкает.

      IV ГРAD

      За окном здорово темнеет, как и в моём будущем. Теперь отчётливо понимаю, что сегодня я никуда не заезжаю. Звоню своему близкому другу, единственному, что вяжет меня с новым городом, договариваюсь о встрече. До чего порой восхитительно иметь точку опоры, ведущую тебя так же надёжно, как свет маяка предупреждает об опасности. И дело не в том, чтобы всё разрешалось само собой. А в том, что любая проблема тебе становится по плечу, как та, что делится на два. По приезду мы обсуждаем возможности. Но как можно долго обсуждать то, чего у тебя нет de facto. И потому вопрос пятнадцати минут, и мы едем в отель Sirius попытать хотя бы малейшую удачу. Выходим на остановке, и я вдруг понимаю, что самое большое удовольствие от путешествия наступает тогда и только тогда, когда оно заканчивается. В этот же день адекватно и полноценно смог закончиться только я. КПП – три заветные буквы, дарующие пристанище всем заблудшим душам, даровал нам другие три буквы. Куда мы и вынуждены были отправиться. С заходом солнца погода стала скверной, даже совсем не курортной. Но мой дорогой ветеран, мой restaylingовый товарищ не давал мне мёрзнуть, то и дело вонзая отвратительные мизерные булавки в мои бока. И по ходу, перекидывая его с плеча на плечо, этот тряпичный садист пришпоривал меня всем весом котомки. В этот день спасти меня могло только банальное чудо. И оно было. Состояло из двух добрых людей. Они в такой крайней степени не должны были этого делать, в какой я остался перед ними в долгу. Тот день был истрачен только поздней ночью, после того как нас посадили за стол, накормили и после отправили спать. Сказать, что я чувствовал себя неловко – значит солгать. Я в корне-то и не знаю, какой природы было моё чувство, огромное и нестабильное. Оно, как хамелеон, трансформировалось из глубокого уважения в благоговение перед этими людьми. А утром всё началось вновь. Началось, не имея никакого к тому морального права. Я больше не мог волочить этот дизайнерский остов и сменил его на новенький чемодан. Жизнь стала чуточку краше. Тем же злополучным днём я перебрался в хостел. Одна комната которого заключала восемь человеческих душ, хотелось бы думать. Но проза жизни измеряется не в душах. В первую очередь это шестнадцать стоп, тридцать две пары обуви, двадцать четыре пары носков. Вещи, которые определяют хостел в первую очередь. Это уже потом у вас будут ширмы, светильники, розетки. В первую очередь будут люди.