Дочь священника. Джордж Оруэлл

и не представляете, как плохо мне было на этой неделе. Ревматизм этот всё прихватывает сзади мои старые ноженьки. Бывает, что утром чувствую, что и не дойду до грядки сорвать пучок лука в огороде. Ах мисс, в каком же мрачном мире мы живем! Разве нет, мисс? В мрачном, грешном мире.

      – Но мы ведь не должны забывать, миссис Пайтер, что нас ждёт лучший из миров. Эта жизнь – лишь время испытания. Оно нужно нам, чтобы укрепить нас и научить терпению, чтобы мы готовы были к жизни на небесах, когда настанет наш час.

      Внезапно с миссис Пайтер произошли удивительные изменения. И вызвало их слово «небеса». У миссис Пайтер для разговоров было только две темы: первая – о радостях жизни небесной, а вторая – о тяготах её настоящего существования. Замечание Дороти подействовало на нее как бальзам. Потухшие серые глаза миссис Пайтер уже неспособны были просветлеть, зато голос наполнился живостью и почти радостным энтузиазмом.

      – Ах, мисс! Вот вы и сказали это! Точное ваше слово, мисс! Так и мы с Пайтером всё себе повторяем. Да только одно это нас и поддерживает… одна только мысль о небесах и о долгом, долгом отдыхе, что нас там ждет! Всё, что мы здесь перестрадали, там-то нам зачтётся. Не так разве, мисс? Каждая капля страданий воздастся сполна в стократ… в тысячекрат! Не так ли, мисс? Для всех нас, на небесах-то отдых уготован – отдых да покой, и никакого тебе ревматизма… ни копать, ни стряпать, ни стирать – ничего не надо! Точно ли вы верите в это, мисс Дороти?

      – Конечно! – отозвалась Дороти.

      – Ах мисс, если б вы знали, как это нас утешает! Одна только мысль о небесах! Пайтер-то, он мне говорит всегда, как приходит домой вечером, усталый, да как ревматизм у нас разыграется… «Не горюй, дорогая моя, – говорит он мне, – не далеко уж нам до небес, – говорит. – Небеса-то, – говорит, – для таких как мы и есть. Только для бедного рабочего люда, как мы, кто трезвенником был да благочестивым, да и причащался регулярно». Да так и лучше всего, мисс Дороти… правда же? Кто бедный в этой жизни, да в следующей богат. Не то, что у этих богатых, со всеми их машинами да домами прекрасными… Ничто не спасёт их от смерти и разложения, от огня неугасимого. Ах, вот это слова! А не можете ли вы немного помолиться со мной, мисс Дороти? Всё утро жду я с нетерпением, когда ж мы немного помолимся…

      Миссис Пайтер всегда готова была «немного помолиться», в любое время дня и ночи. Для неё «маленькая молитва» была все равно что «чашечка чая». Они опустились на колени на коврик и прочли «Отче Наш» и недельную молитву. А затем Дороти, по просьбе миссис Пайтер, прочла притчу о богатом и Лазаре, и миссис Пайтер вставляла своё «Аминь! Право слово, так ведь, мисс Дороти? «И вознесён он был ангелами прямо к Аврааму!» Прекрасно! Я точно говорю, это лучше самого прекрасного! Аминь, мисс Дороти! Аминь!»

      Дороти отдала миссис Пайтер вырезку из «Дейли Мейл» о дягилевом чае от ревматизма, а затем, выяснив, что миссис Пайтер сегодня так «плоха», что не в силах наносить себе воды на день, принесла ей из колодца три полных ведра. Колодец этот был очень глубоким, с низким бортиком по краям,