Сент-Ив. Роберт Стивенсон

считаете себя чересчур важным господином, которому неприлично путешествовать с простыми пастухами-погонщиками, я помогу вам, так как у меня под рукой все, что надо. Прости, Боже, старую изменницу! На ферме ночуют два погонщика, завтра, вероятно, на рассвете, они тронутся в путь. Мне кажется, вам следует идти с ними.

      – Бога ради, не считайте, что у меня такой женственный характер! – с жаром заметил я. – Старого солдата Наполеона нельзя подозревать в малодушии. Скажите мне, зачем все это? К чему мне идти в обществе рекомендуемых вами превосходных джентльменов?

      – Мой дорогой сэр, – возразила старуха, – вы не вполне понимаете ваше положение и должны предоставить все дело в руки людей, понимающих его. Я убеждена, что вы даже никогда не слыхали о шотландских погонщиках скота, их дорогах, и, конечно, уж не я стану сидеть с вами всю ночь, рассказывая вам о них. Достаточно, что я (к моему стыду!) взялась помочь вам и советую идти по одной из пастушьих тропинок. Рональд, – продолжала она, – беги наверх к пастухам, разбуди их, заставь встать, да втолкуй Симу, чтобы он перед уходом зашел ко мне.

      Рональд без малейшего неудовольствия расстался со своей тетушкой и ушел из коттеджа так поспешно, что его удаление походило больше на бегство. Старуха обратилась к своей племяннице с вопросом:

      – А мне хотелось бы знать, что мы будем с ним делать ночью?

      – Мы с Рональдом думали поместить виконта в курятник, – ответила ярко вспыхнувшая Флора.

      – А я скажу тебе, что он не будет ночевать в курятнике, – возразила тетка. – Курятник – это мило! Если уж ему суждено быть нашим гостем, то он не будет спать в каком-то курятнике. Твоя комната удобнее всех остальных в этом случае, и виконт переночует в ней, если согласится занять ее. Что же касается тебя, Флора, ты будешь спать со мной.

      Такт и осторожность старой дуэньи восхитили меня. Без сомнения, не мне было возражать ей. Прежде чем я успел опомниться, я очутился один с тусклой свечой, которую, конечно, не считал очень милым товарищем; я смотрел на ее нагар в настроении, занимавшем середину между торжеством и печалью. Относительно бегства все шло хорошо, но, увы, того же нельзя было сказать о моих любовных делах. Я виделся с Флорой наедине, говорил с нею без свидетелей, я был смел, и она недурно отнеслась ко мне; я видел, как ее лицо меняло краски, наслаждался непритворной добротой ее глаз, но вдруг на сцене появилась эта апокалипсическая фигура в ночном чепце, с пистолетом в руке, и одним своим появлением разлучила меня с любимой девушкой. Благодарность и восхищение, пробужденные во мне поведением старухи, боролись с естественным чувством досады на нее. Очутившись в доме старой девы после полуночи, я, конечно, мог ей показаться дерзким человеком, желавшим действовать исподтишка, мог возбудить ее самые худшие подозрения (я не скрывал этого от себя). Между тем старуха хорошо отнеслась к моему поступку. Наша встреча заставила ее проявить столько же великодушия, сколько и мужества; я боялся, чтобы вдобавок не оказалось, что и проницательность старой девы стоит на одном уровне с этими качествами. Без сомнения, Флор�