Хайаса. Свет Ликующий. Давид Корюнович Галфаян

ессиям, и оттуда же вытекающей гордыней, которую владыка Илларион пытался пресекать на корню и возвращать оступившихся обратно в рамки любви и смирения, проповедуемых православным христианством… пожалуй, пока тщетно.

      – А, Григорий, проходи, проходи, конечно. Ну рассказывай, как у тебя дела, – с добродушной улыбкой спросил владыка, когда пресвитер, поцеловав, как положено, руку митрополита, сел напротив. Улыбка святого отца была добродушной, но вот взгляд… Глаза, смотревшие на Григория – глаза сильного духом, волевого человека, отдавали холодной сталью, они словно сканировали пресвитера насквозь. Не выдержав этого пронзающего взгляда, через мгновение Григорий невольно опустил глаза и стал просто рассматривать собственные руки.

      – Ладно, буду с тобой откровенен, отец Григорий… наверно, ты уже догадался, что я тебя не просто так позвал.

      – Да, владыка, – не поднимая головы, ответил отец Григорий, продолжая рассматривать свои руки.

      – Ну, в самом деле, Григорий, сам подумай, ты же не человек с улицы, к тому же сам являешься членом экспертного совета при министерстве юстиции России по противодействию религиозному экстремизму, – наставительно, как учитель ребенку, начал объяснять митрополит Илларион, – а такие высказывания допускаешь. Непорядок, дорогой мой, непорядок.

      Пресвитер удивленно посмотрел на митрополита.

      – Вы это о чем? – спросил он.

      – Ты прекрасно понимаешь, о чем я, не надо лукавить, недостойно это твоего положения.

      Поняв, что разговора не избежать, Григорий решил сразу перейти в атаку.

      – Вы опять об этих еретиках? Что вы все их защищаете, владыка? Вы их последнюю выходку видели?! – брызжа слюной, защищался не в меру возбужденный пресвитер. – Это ж надо додуматься до такого!.. Заявить такое про чудо схождения Благодатного огня… что огонь в Великую субботу священники в кувуклии1 сами зажигают! Это же богохульство!!!

      – И в чем же богохульство? В том, что он правду сказал? – искренне удивился владыка Илларион. – Армяне никогда не говорили, что каждый год чудо происходит, да мы и сами все знаем, что это так, но малодушничаем и боимся признаться в этом. Потому что наше признание – это признание в преступном обмане. А они молодцы, они чисты перед людьми…

      – Они еретики и лгуны, – вскочив со стула и перебив старшего, заорал Григорий, совсем уже впав в истерику.

      – Охолонись, Григорий, – повысив голос и стукнув по столу ладонью, остановил его владыка, – ишь, чего удумал, голос здесь повышать… И не только глупость, как я посмотрю, тобой овладела, а еще и гнев, и гордыня?

      – Прости, отче, – перекрестившись, тихо произнес Григорий и сел на место.

      Внешне он выказал смирение, но глаза говорили об обратном, и совершенно ясно было видно, что покаяние это – лишь на словах.

      – Григорий, ты же образованный человек, степень защищал на кафедре истории Древних Восточных церквей… – уже спокойнее, по-отечески начал владыка.

      – Да, – опять опустив голову и уставившись в пол, как нашкодивший мальчишка, ответил пресвитер, ненавидя себя за это.

      – Стало быть, не мне тебе рассказывать, почему этот святой день начали мы праздновать, кто был предтечей этого. Тезка твой – первый Армянский Католикос, святой Григорий Просветитель. Егó молитвам внял Господь наш и послал нам свет свой. Вот за то и зовут его Просветитель. А ты кидаешься…

      – Ну и что, это не дает им монополию на это, – Григорий сделал еще одну попытку оправдаться.

      – Не дает, но ведь никто и не говорит о монополии. Все мы в Великую субботу молимся и празднуем сие чудо, посланное людям по молитве святого Григория Просветителя.

      – А тогда зачем…

      – А затем, что они честны со своей паствой… не в пример нам, – чуть повысив голос, владыка Илларион остановил попытку пресвитера сморозить очередную глупость. – Но то наш грех. А ты, святой отец, с религиозным экстремизмом бороться должен, а не наоборот… людей натравливать друг на друга.

      – Я не натравливаю, я правду говорю…

      – Опять ты за свое? – устало сказал Митрополит.

      – Да они монофизиты и еретики, а мы – третий Рим, преемники Византии.

      – Н-да… третий Рим, говоришь… Византия, – задумчиво произнес владыка, – и в чем, по-твоему, твоя преемственность заключается? В том, что когда армяне, защищая христианский мир от персидских огнепоклонников, попросили твою хваленую христианскую Византию о помощи, а в ответ получили нож в спину? Письмо армян к кесарю о помощи переслать персам… это ж уму непостижимо! Э́ту преемственность ты имеешь в виду? Ты хоть знаешь, сколько братьев-христиан полегло в той войне? Но христианство тогда выстояло, и выстояло благодаря армянам. Не забывай, они были первые…

      – Первые… не значит правые, – опять перебил пресвитер.

      Но владыка продолжил, не обращая внимания на это.

      – Они от самих апостолов получили знание. Да что там от апостолов, их царь Абгар с самим Господом нашим Иисусом Христом переписку вел,

1

Куву́клия (греч. Κουβούκλιον – «покой, опочивальня», лат. Cubiculum) – небольшая купольная часовня из жёлто-розового мрамора в центре Ротонды Храма Воскресения Христова. Заключает в себе Гроб Господень и придел Ангела.