Весна в Ялани. Василий И. Аксёнов

отвечал на это Коля так: моча, мол, в голову ударила, вот и подался… но не жалею, добавлял он. Вышел из части весной, в конце апреля, домой пришёл осенью, к Покрову. Кем только потом ни работал и безработным сколько ни сидел – не по своей, конечно, воле, а по всеобщей безработице, – но никуда поступать и учиться дальше не стал – Ялань покинуть не осмелился, не пожелал ли. Любил он с детских лет, чуть ни с яслей, Катерину Голублеву, свою ровесницу. Но без взаимности. Храня в сердце чувство первой влюблённости, никому в этом не открываясь, так ни на ком и не женился. Лет двадцать назад, как раз под Рождество, сошёлся Коля с Лушей, два года спустя после того, как умер избитый охотниками в тайге её муж, тоже кержак. Скоро и дата их совместной жизни. Отмечать её не будут, если и вспомнят. Юбилеи тут не празднуют, как и раньше не было принято, так и поныне не привилось.

      – Здорово, – резко, чтобы не выпускать тепло из дому и не запускать в него холод, прикрыв за собой дверь, громко, будто глухому, сказал Фёдор. Сколько-то молча постоял, после продолжил: – А свет-то, ё-моё… У негра кое-где светлее… Чё, ярче лампочку вкрутить не можешь?

      Большой Фёдор, грузный. В коричневой дублёнке. На голове ондатровая шапка. Поставив на пол перед собой ящик, шапку и варежки снял, возле двери на полку положил их, после дублёнку расстегнул. Круглолицый, с жёлто-белыми бровями и ресницами, курносый – словно и не Фархад Каримович Загитов вовсе, а потомок новгородского посадника, ушкуйник, – светлорусый, с сединой, но без плешины и залысин, с голубыми, чуть навыкате глазами, и гладко выбрит; одеколоном от него разит – дух по избе распространился.

      – Медведь в берлоге, даже отощал. Лапу сосать – не шибко ожиреешь.

      – Здорово, – не сразу отозвался Николай, разглядывая вошедшего, узнал его. Ответил после: – Хватает нам, чё надо, видим.

      – Месяц не ел, наверное… лежишь тут, увалень.

      – Я не лежу.

      – Кроту в норе тоже хватает. Ты же не крот… Звук не работает? – Фёдор кивнул на телевизор.

      – Убавил.

      – Совсем не слышно.

      – До отказа… А чё там слушать?

      – И смотреть… Ты чё, из бани?.. С лёгким паром, – сказал Фёдор.

      – Спасибо, – ответил Николай. – Ворвался так вон… Еле и признал.

      – Богатым буду… Испугался?

      – Фу, задохнусь… Одеколоном – как от женщины…

      – Одеколоном, Коля, женщины не пачкаются. Они – духами.

      – Не знаю чем… так вон пропахнуть… Куда богаче уж… Не испугался, – сказал Коля, поднялся, прошёл к печке, отодвинул на край чайник, вернулся на место; с плеч полотенце так и не снимал, и не снимает. – Так уж не бедный… Как банкир.

      – Ты чё, один?.. Где твоя… баба?

      – Луша?

      – А у тебя их чё, гарем?

      – Моется.

      – Как до луны пешком, мне – до банкира… А ты чё тут, ей спину не потрёшь?

      – Не люблю жару… и париться… По-быстрому.

      – Как кошка.

      – Кошка