(Не) люби меня. Марианна Красовская

бабушка Линда с мягкой улыбкой обняла внучку.

      – Вики, лапушка, как ты?

      Виктория вдруг отчаянно, со всхлипами и дрожью в груди, разрыдалась на ее хрупком плече, смутно понимая, что это она должна поддерживать бабушку, а не наоборот.

      – Ну, ну, деточка, не надо так убиваться, – гладит внучку по спине старушка. – Всё хорошо.

      – Чего хорошего-то? – всхлипнула Виктория.

      – А что плохого? Мстислав славную жизнь прожил. И воевал, и мирно жил, и детей вырастил, и внуков увидел, и даже правнуков. Последние годы в почете и уважении был, советником государевым. И даже после смерти своей собрал множество народу, а, значит, любили его, уважали. Государь просил сердце Мстислава во дворец привезти. На столичном кладбище его похоронят.

      – Странно как-то, – вздрогнула внучка. – И страшно.

      – Почетно. Да прекрати ты плакать! Он ведь болел в последний год. Твой муж давно говорил, что лучше уже не будет, только хуже. А теперь Мстислав успокоился. И то, Ви, ему же почти восемьдесят было. Сама же знаешь. Так что нечего сырость тут разводить, на всё воля богини.

      Виктория слабо улыбнулась, переводя дыхание. Бабушка умела найти слова. И правда, на всё воля богини.

      Аяз тем временем подошел к лорду Оберлингу, который, как всегда, сидел в кресле с бутылкой вина в руках, впрочем, не вскрытой (он держал ее скорее по привычке – холодное стекло успокаивало) и вполголоса спросил:

      – А с ногами что?

      – Болят суставы, сил нет. Старость, Аяз.

      – У всех оборотней так, не выдумывайте. Старая – это вон Айша у нас. Ей уже почти сто лет. А ноги я посмотрю после похорон. Я ведь говорил, чтобы вы приличного массажиста наняли. У всех оборотней проблемы с суставами.

      – Но не у всех – зять-целитель, – пошутил Максимилиан. – Как дети у вас?

      – Лили совсем взрослая уже, – тоскливо вздохнул Аяз. – Как подумаю, что она скоро замуж соберется, так дурно становится.

      – Ха-а-а! А если она не соберется, а ее какой-нибудь дикий мужик украдет?

      – Я его убью, – сжал зубы степняк.

      – Ну-ну, – похлопал его по плечу Оберлинг. – Удачи.

      Аяз нахмурился. Он вдруг вспомнил, что оставил дочь одну – пусть не одну, со своим младшим братом, но все же… Как бы Лили там глупостей не натворила. Хорошо, что он запретил пускать ее в больницу к этому чужаку. Или не запретил? В любом случае, парень слишком слаб, чтобы попытаться к ней приставать. Кто бы его ни наказывал, свое дело знал. Кожу в лохмотья, крови много, боли тоже, а мышцы только в одном месте рассек. Калекой не оставил. Мышцы Аяз как мог зашил, повязку наложил, всё сделал правильно. Отчего же так неспокойно на душе? Эх, жаль, что с Даромиром разминулись – сдать бы ему эту проблему. Но Дар на месте не сидит, он всегда куда-то мчится, и когда его еще письмо нагонит?

      С телом степняк прощаться не пошел – мертвые его