До конца урока 45 минут. Йолдыз Зарипова

это не очень вдохновляет. Со мной не получилось, она взялась за Фахрию, делает из нее художницу. Нам бы немного продержаться, месяц-два, а потом мы маме все объясним. И дневник с собой ношу, чтоб дома его не нашли.

      – Ну у вас и приключения!

      – Погнали, Славик! Когда еще уйдем после пятого?

      – Слушай, я зайду к Лидии Захарьевне, а ты беги, у тебя сегодня университет.

      По дороге к кабинету литературы Славик встретил Румию, вернее сказать, наткнулся на нее. Одноклассница сидела на полу, подложив под себя сумку, в закуточке, который был у больших зеркал. Здесь всегда бывает шумно (любит молодежь посмотреть на свое отражение), но сейчас никого не было, ибо все разбрелись или на шестой урок, или домой.

      – Привет, ты не знаешь, у Лидии Захарьевны есть сейчас урок?

      – Нет.

      – Не знаешь или нет урока? – не понял юноша.

      – Иди загляни!

      – Ты чего, плачешь? – вдруг понял Славик по голосу одноклассницы.

      – Нет.

      – Да ладно, не плачь.

      – Иди, Славик.

      – Все образуется, Румия.

      – Иди.

      – Я-то пойду, ты, главное, не плачь.

      Девушка промолчала, Славик вздохнул и двинулся к кабинету литературы. Как правильно поступить в этой ситуации, юноша не знал. Что уж там папа говорил?

      – Из-под накидки напускной небрежности,

      Из-под рогожи грубости и грешности,

      Из-под лохмотьев несуразной внешности,

      Которые мы носим на себе,

      Достану желтого цыпленка нежности

      И осторожно протяну тебе. 27

      – Это кто? – шмыгнула носом Румия. – Опять Маяковский?

      – Нет, Борис Штейн. Хочешь, еще что-нибудь почитаю?

      – Нет, здесь не кружок выразительного чтения. Иди, Славик.

      – Ну ты, Румия, раскисла, сказала бы Лизонька. Где она, кстати?

      – У нее драмкружок.

      – Понятно. Хорошо, можешь пока мне рассказать, что случилось.

      – Не хочу.

      – Но ведь не двойку же ты получила!

      – Тройку, – и девушка снова залилась слезами.

      – Вот беда! Тройка по алгебре – это нормальное дело, говорит Елена Васильевна маме Антохи.

      – А я не мама Антохи, и это не по алгебре!

      – Геометрия? У меня тоже есть тройка по геометрии. А, нет, она была в восьмом классе. Представляешь, приехал с Всероссийского конкурса чтецов, а тут контрошка по геометрии! Вот я тогда попал…

      Румия плакала все громче и громче.

      – Ладно, ладно! Физика? Но по физике сложно получить тройку. Он нам все так классно объясняет. Может, ты его плохо слушала? Садись в следующий раз за первую парту. И лучше одна.

      – Это не по физике! Ты достал, Славик!

      – Но все трудные предметы закончились! По химии, я помню, тебя хвалили, даже вместе с Газом и Ташей. А! Физра же еще есть!

      – Это по литературе, Славик! По ли-те-ра-ту-ре!

      – Ну да!

      И Румия протянула ему раскрытую тетрадь с сочинением по Фету. Внизу работы и вправду стояла сиротливая тройка. Славик закрыл тетрадь и посмотрел на обложку.

27

Стихотворение русского поэта Бориса Самуиловича Штейна.