Полет ночной бабочки. Михаил Серегин

в стакан.

      Я спустилась вниз, в нашу комнату отдыха. Она была пуста, все девочки остались со своими клиентами до утра. Меня одну Артак выгнал среди ночи, и теперь надежды найти нового клиента оставалось все меньше и меньше.

      Я не скучала: пришла Ольга расспросить о Косте, но тут появилась Нина Петровна и опять спровадила ее на кухню. Затем притащилась Даша. Шизанутая девочка, видимо, решила испытать мое терпение. Сначала поинтересовалась, чей это плащ на диване, и, узнав, что Юлькин, подняла его и аккуратно свернула. Затем предложила мне пойти перекусить. Я отказалась. Она стала уговаривать: «Ну, пожалуйста, хотя бы мороженое и кофе». Пришлось пойти. На кухне мы взяли по порции мороженого и вернулись в комнату. Даша не унималась:

      – Ой, мы ложки забыли. Принеси, пожалуйста. А я пока сварю кофе.

      Я пошла за ложками. Вернувшись, помогла ей варить кофе. Наконец мы сели за стол, но тут в комнату ворвалась Нина Петровна.

      – Света, поднимись в семьсот тридцать восьмой, там у Юльки что-то случилось.

      Я удивилась:

      – Что случилось? Косте одной Юльки мало, что ли?

      – Не знаю, Юля говорит, с Костей что-то случилось.

      – Ну так сходите сами, Нина Петровна.

      – Света, делай, что тебе говорят. Я сейчас не могу к ней пойти, занята. И потом, именно тебя просили прийти.

      Даша напряженно слушала наш разговор.

      Пожав плечами, я вышла из-за стола, с сожалением глядя на тающее мороженое и стынущий кофе. Мне вдруг так захотелось полакомиться. Но пришлось снова тащиться на седьмой этаж.

      Постучавшись в семьсот тридцать восьмой, я, к своему удивлению, услышала из-за двери робкое Юлькино «Кто?», потом «Ты одна?». Она открыла мне совершенно голая. Вид у нее был перепуганный, губы дрожали.

      – В чем дело? – спросила я небрежно. – С Костей, что ли, поцапалась? Он сегодня со всеми цапается.

      Но Юлька словно не слышала моих слов. Молча повела меня в глубь комнаты.

      Свет ночника на столике у кровати освещал лишь узкое пространство, оставляя большую часть комнаты в темноте. Костя лежал на спине, тоже совершенно голый. Одеяло, смятое и скомканное, валялось на полу. Костя вытянулся во всю длину кровати, голова была запрокинута, рот приоткрыт, лицо в сумеречном свете казалось серым. Глаза у него были широко открыты.

      Я склонилась над ним, но он никак не отреагировал. Глаза были словно стеклянными, взгляд неподвижный. Точь-в-точь как описывают в книгах.

      – Сначала все было нормально, – заявила Юлька сдавленным голосом. – Потом вдруг он стал тяжело дышать и постанывать. Потом дернулся. Рухнул на меня, захрипел. Я из-под него кое-как выбралась, на спину его перевернула. Он похрипел и затих.

      Я кивнула.

      – Слушай, Юля, – сказала я, – оденься. Сейчас я вызову милицию, куча народу сюда припрется.

      – Милицию зачем? – вне себя от страха спросила Юля.

      – Затем, что он мертв, – ответила я, кивнув на распростертое на кровати тело. – Умер прямо у тебя в постели, понимаешь? Как ты будешь все это объяснять, ей-богу, не знаю.

      2

      Милицейский