Я написал книгу. Александр Михайлович Бруссуев

и примериваются: клинок-то длиннее самого рыцаря в полном доспехе. «Как же так?» – удивляются гады. «А вот так!» – отвечают им гиды. «Позвольте», – не унимаются гады. «Не позволим», – прекращают разговор гиды.

      Но для кого может годиться длинный и тяжелый меч? Только для больших и, соответственно, неповоротливых созданий. Инерция клинка позволит разрубить какого-нибудь белого медведя напополам. И медведя-гризли – тоже напополам. А носорога – на четверть, потому что кожа у него грубая.

      Так, может быть, такое оружие вовсе не против людей? Тогда – против кого? В самом деле, не на охоту же с ним ходить, чтобы медведей и носорогов истреблять. Мой вопрос к викингам недолго оставался безответным. Уже в гараже под звуки Eurhythmics мне пришло откровение.

      – Words of power are killing me

      While the sun displays its teeth.

      All mockery is laughing

      All violence is cheap.

      She said…

      "These are my guns

      These are my furs

      This is my living room."

      "You can play with me there sometimes

      If you catch me in the mood."

      Savage, You savage (Eurhythmics – Savage -).

      «Слова власти убивают меня

      Пока солнце обнажает свои зубы.

      Все насмешки смешны

      Все буйства дёшевы.

      Она сказала

      «Это мои ружья

      Это мои меха

      Это моя гостиная».

      «Ты сможешь когда-нибудь здесь поиграть со мной,

      Если я буду в настроении».

      Дикая, ты – дикая» (перевод).

      Викинги, мечи и топоры, замки и все такое – все это неспроста. В обиходе мечи были не длиннее метра. Длиннее использовались только в замках. И это для защиты не от внешнего врага, а от внутреннего.

      Крепости и замки, которые я посетил, не несли никакой оборонительной функции. Ну, придет неприятель, станет под стенами, потому что все ворота закрыты, все мосты подняты, и от нечего делать примется жить своей жизнью. Наладит хозяйство на захваченной территории, разовьет производство, подымет сельское хозяйство – заживет, как человек. А истинные хозяева с подручными сидят в замке и друг на друга дуются. Вот тебе и стратегия!

      Нет, не зря предки наши такие громадины подымали из дикого камня. Они и ставили их в таких местах, где существовала возможность прорыва в наш мир того, что из другого мира. Теперь гид может язвительно задать вопрос: «А что же это такое – из другого мира?» Ну, а гад ответит, не поморщившись: «Змей Горыныч, например. Либо иной Змей». «Позвольте», – возмутится гид. «Не позволю», – ответит гад.

      Никакой гид никогда не скажет точную дату закладки первого камня под этими величественными сооружениями. Назовут лишь год, когда их принялись переустраивать. У внимательного слушателя или читателя истории может создаться впечатление, что они были всегда. Да так, вероятно и есть. Замки – это печати. Когда эти печати взломали, то в них почти всегда устраивали тюрьмы. Могли бы, к примеру, монастырь организовать с церковью – масштабы позволяли. Но нет, набивали несчастными заключенными, статистика количественного состава которых была настолько гибка, что периодическая одномоментная гибель