Цветы в темноте. Практики, которые помогут исцелиться от травмы и найти опору в себе. Данг Нгием

Пусть наши трансформация и исцеление подарят вам вдохновение и глубокое понимание.

Сестра Данг Нгием,монастырь Олений парк, октябрь 2020 года

      Часть 1. Травма и исцеление

      Глава 1. Построить мост внимательности

      Беженцы

      Влача темные свои

      Тела, тощие, как жилистые

      Корни, изможденные, как срезанные

      Листья под серпом

      Жнеца, ищут они

      Убежища.

      Шел 1968 год. Всюду взрывались бомбы. Из туч огня и дыма дождем сыпались комья грязи. Изуродованные тела корчились в обжигающем воздухе. Те, кто еще мог, ползли и прятались под землей в тайных лазах и туннелях. Моя мать рожала в одном из таких туннелей, куда ее спешно принесли на импровизированных носилках двое крестьян. Так, под крики матери и шум сражения, на свет появилась я, окровавленная и молчащая. Бабушка шлепнула меня по попе, чтобы я закричала. Так моя жизнь официально началась среди страданий, и тем не менее мне повезло: я уцелела.

      Я родилась в центральном Вьетнаме во время Тетского наступления. Я дитя матери-вьетнамки и отца-американца, которого мне не суждено было узнать. В то время в нашем районе шли жестокие бои. Вскоре после моего рождения бомбы упали на нашу деревню и разрушили наш дом.

      Война несет хаос и рушит границы. Человеческие существа творят неописуемые зверства, брат идет на брата, мужчины насилуют женщин и девушек. Боль и травмы войны сохраняются даже тогда, когда на поверхности все успокаивается и условия становятся мягче. После падения Сайгона в 1975 году мы с мамой и младшим братом поселились там в большом доме, чтобы жить с маминым любовником, которого мы называли «старым папой»; он был на тридцать лет старше мамы, примерно одного возраста с моей бабушкой. Он содержал нас, и, к счастью, рядом с ним было безопасно.

      Примерно через год в этот же большой дом переехал мой дядя, который поселился с нами. Это был мамин младший брат, и, поскольку он был младше ее всего на несколько лет, в то время ему должно было быть около тридцати. Он выглядел наполовину французом – у него были темно-русые кудрявые волосы, светлая кожа и римский нос. Молодые женщины в его присутствии краснели и смущались.

      Я не помню, когда он первый раз изнасиловал меня; не помню, ни сколько раз он это делал, ни как это происходило. Мне было девять лет. Я помню только навязчивую мысль, раз за разом возникавшую у меня в голове: Не хочу снова идти с ним! Мысленным взором я вижу себя, вижу, как я медленно поднимаюсь по лестнице на третий этаж и страшно боюсь каждого шага. Я вижу, как дядя стоит голый прямо передо мной, его ноги широко расставлены и похожи на циркуль. Его руки тянутся ко мне, хватают мою руку и кладут ее на его пенис. Все происходит будто в немом кино, где я нема и заморожена. Кажется, моего тела просто не существует – остались только глаза, которые, как две камеры, следят за происходящим, моргают, иногда делают мгновенные снимки,