Джоанна Аларика. Юрий Слепухин

разучилась себя вести… в этом Нью-Йорке! Я всегда говорила твоему отцу: «Индалесио! Подумай десять раз, прежде чем послать девочку в этот ужасный город». И вот результат. Он по обыкновению не послушал – и вот, повторяю, результат.

      – Да, но…

      – Не перебивай старших.

      Донья Констансия достала из кармана халата маленькое зеркальце и, вскинув брови, внимательно оглядела себя, поворачивая голову вправо и влево; лицо ее сразу приняло птичье выражение, которое часто появляется у женщин перед зеркалом. «Это нужно учесть, – обеспокоенно подумала Джоанна, наблюдая за теткой. – Неужели и я перед зеркалом выгляжу такой же глупой?»

      – Я буквально сгорала от стыда за тебя, дорогая, – продолжала та, – когда ты говорила за столом с падре Фелипе. Кто тебя учил разговаривать со священником, как равная с равным? И потом эти ужасные идеи, которые ты высказывала…

      – Объясните мне, тетя, почему вы находите их ужасными, – почтительно сказала Джоанна. – Я буду очень рада, если вы убедите меня в ошибочности моих политических взглядов.

      – Не говори мне о политике, – отмахнулась донья Констансия, – я ничего в ней не понимаю и понимать не хочу. Но твои взгляды ужасны, ужасны, ужасны! Я сказала твоему отцу: «Индалесио! Не сердись на девочку. Это виновато ужасное нью-йоркское воспитание, которое она получила по твоей, да, именно по твоей вине…»

      Джоанна быстро взглянула на тетку и, опустив голову, погладила пушистый ворс ковра.

      – А… он сердился?

      Донья Констансия спрятала зеркальце и кончиками пальцев забарабанила по своему лицу с виртуозной быстротой.

      – Сердился ли он? Это не то слово, дорогая, не то слово. Он внутренне кипел, понимаешь, именно кипел… уж поверь – кому, как не мне, знать приметы его настроения… Твой отец кипел, Джоанна, я сразу поняла это по движениям его рук. После ужина я улучила минуту и уговорила его отложить разговор с тобой на завтра. Ну, а за ночь он успокоится. Ты согласна, что я оказала тебе немалую услугу?

      – Безусловно, – тихо ответила Джоанна. Отец вспыльчив до бешенства, она знает это очень хорошо. Да. сегодняшнее ее поведение было непростительной глупостью.

      – Ну, вот. Одним словом, я сделала все, что могла, – торжественно объявила донья Констансия, – а остальное зависит от тебя самой. Обдумай за ночь свое поведение, признай собственную неправоту и утром скажи отцу, что раскаялась. Надеюсь, у тебя хватит здравого смысла и рассудительности. Ну, спокойной ночи, дорогая. Нет-нет, не целуй меня, ты же видишь, я уже в маске. Спокойной ночи.

      – Спокойной ночи, тетя…

      Джоанна постояла, глядя на дверь, за которой скрылась тетка, потом прошлась по комнате и села на прежнее место, поджав под себя ноги. Опустив голову, она сдвинула брови и снова принялась поглаживать ладонью ковер. Сейчас ей больше чем когда-либо хотелось увидеться с Мигелем.

      Глава 4

      В темноте скрипнула калитка, раздался хруст шагов по дорожке.

      – Дон Мигель? – спросила сидящая на пороге женщина.

      – Он самый.