Контрольная молитва. Михаил Серегин

задрал брови вверх и... захохотал.

      – Ты мне предлагаешь сдаться?!

      – Пока еще не поздно, Тихон... Хватит, завязывай.

      – Ты за кого себя держишь, поп?! – ткнул ему стволом в лицо главарь. – Ты что о себе возомнил?!

      «Нет, это не бандит! – окончательно уверился отец Василий. – Под бандита косит, но сам – не из этой среды...»

      – Щас курок нажму, закопают тебя в этой яме, и ни одна собака не узнает, – гоголем распрямил грудь главарь. – Ни один легавый!

      – Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано, – тихо сказал отец Василий.

      – Да ну?! – захохотал Тихон. – А я и не знал! То-то я до сих пор на свободе гуляю! Мамай! – крикнул он своему подручному. – Кончай его! Хватит! Отец Василий почувствовал, как ствол уткнулся ему между лопаток, но стрелять Мамай не решался.

      – Давай, сынок! – подбодрил его Тихон. – Мочи его! А я посмотрю, прощать тебя или нет.

      Это был его промах, не следовало этого говорить сейчас. Отец Василий почувствовал, как дрогнула рука Мамая и медленно пополз вдоль спины ствол. Парень опускал пистолет. Время словно замедлило ход. Отец Василий, не оборачиваясь, поймал рукой пистолет за ствол, плавно отошел в сторону и самым кончиком ступни уделал Тихона в подбородок.

      – Ах! – сказал Тихон.

      – Уф! – зашипел от боли в вывернутой кисти Мамай.

      Все снова изменилось слишком стремительно, чтобы кто-нибудь из них оказался к этому готов.

      Отец Василий так же плавно положил Мамая на землю, отобрал пистолет и метнулся к Тихону – тот пытался встать. Получалось плохо, голова Тихона тряслась, глаза смотрели вдаль, но пальцы уже пытались нащупать спусковой крючок. Надо было его опередить.

      – Тихо, родной! – припечатал его к земле вторым ударом в подбородок отец Василий и оглянулся. Мамай, пробуксовывая ногами, отчаянно карабкался на четвереньках вверх по склону.

      Тихон снова дернулся, и священник понял, что Мамаем пока заняться не сможет. Здоровья у главаря оставалось еще слишком много.

* * *

      Отец Василий стащил всех пятерых бандитов к машинам, уложил в рядок, содрал с голов Пекаря и вертлявого водителя чехлы от сидений, вытащил кляпы и начал:

      – Ну что, гаврики, поговорим?

      – Не о чем нам базарить! – мрачно сплюнул в сторону Тихон, всем своим видом показывая, что не скажет ни слова. Остальные, панически прислушивавшиеся ко всему, что происходит, напряглись.

      – Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки, – сказал отец Василий и задумался.

      Лет десять назад он знал бы, что с ними делать, и все они, каждый из этих «крутых», раскололся бы через десять-двадцать минут интенсивных «следственных действий». Уж на это его в пределах учебного курса натаскали. Но теперь это было невозможно. Он не хотел, чтобы кто-нибудь применял эти методы к живому человеку. Он не желал познать этот уровень боли ни себе, ни кому другому.

      – Не мент я, – тихо сказал он. – Хотите верьте, хотите – нет. Не мент.

      – Кому ты свистишь? –