Приключения Гекльберри Финна. Марк Твен

остальное.

      Он удивился и, как видно, не мог понять, в чем дело, потому что спросил:

      – Как так? Что ты этим хочешь сказать?

      – Не спрашивайте меня ни о чем. Возьмите их, пожалуйста. Возьмете?

      Он говорит:

      – Право, не знаю, что тебе сказать… А что случилось?

      – Пожалуйста, возьмите их, – говорю я, – и не спрашивайте ни о чем – тогда мне не придется врать.

      Судья задумался, а потом говорит:

      – О-о! Кажется, понимаю. Ты хочешь продать мне свой капитал, а не подарить. Вот это правильно!

      Потом написал что-то на бумажке, перечел про себя и говорит:

      – Вот видишь, тут сказано: «за вознаграждение». Это значит, что я приобрел у тебя твой капитал и заплатил за это. Вот тебе доллар. Теперь распишись.

      Я расписался и ушел.

      У Джима, негра мисс Уотсон, был большой волосяной шар, величиной с кулак; он его вынул из бычьего сычуга и теперь гадал по нему. Джим говорил, что в шаре будто бы сидит дух и этот дух все знает. Вот я и пошел вечером к Джиму и рассказал ему, что отец опять здесь, я видел его следы на снегу. Мне надо было знать, что он собирается делать и останется здесь или нет. Джим достал шар, что-то пошептал над ним, а потом подбросил кверху. Шар упал, как камень, и откатился не дальше чем на дюйм. Джим попробовал еще раз и еще раз; получалось все то же самое. Джим стал на колени, приложил ухо к шару и прислушался. Все равно никакого толку не было; Джим сказал, что шар не хочет говорить. Бывает иногда, что без денег шар нипочем не станет говорить. Я сказал ему, что у меня есть старая фальшивая монета в четверть доллара, никуда не годная, потому что медь просвечивает сквозь серебро; но даже и без того ее нельзя было бы сбыть – такая она скользкая, точно сальная; сразу видать, в чем дело. (Я решил лучше не говорить про доллар, который мне дал судья.) Я сказал, что монета плохая, но, может, шар ее возьмет, не все ли ему равно. Джим понюхал ее, покусал, потер и обещал сделать так, что шар примет ее за настоящую. Он сказал, что разрежет сырую картофелину пополам и положит в нее монету на всю ночь; наутро меди уже не будет видно, и на ощупь она не будет скользкая, так что ее и в городе кто угодно возьмет с удовольствием, а не то что волосяной шар. А ведь я и раньше знал, что картофель помогает в таких случаях, только позабыл про это.

      Джим сунул монету под шар, лег и опять прислушался. На этот раз все оказалось в порядке. Он сказал, что теперь шар мне всю судьбу предскажет, если я захочу. «Валяй», – говорю. Вот шар и стал нашептывать Джиму, и Джим пересказывал мне:

      – Ваш папаша сам еще не знает, что ему делать. То думает, что уйдет, а другой раз думает, что останется. Всего лучше ни о чем не беспокоиться, пускай старик сам решит, как ему быть. Около него два ангела. Один – весь белый, так и светится, а другой – весь черный. Белый его поучит-поучит добру, а потом прилетит черный и все дело испортит. Пока еще нельзя сказать, который одолеет в конце концов. У вас в жизни будет много горя, ну, и радости тоже порядочно. Иной